над логикой развития нашей цивилизации и спецификой духовной жизни народа. А им никак не соответствовал западный вариант социализма, проповедовавшийся утопистами, Дюрингом и иже с ними. А следовательно, и тот путь, по которому пошли большевики.
Россия, вернее, русская цивилизация, была, может быть, ближе, чем какая-либо другая, подготовлена к восприятию идей социализма – социальной защищенности, социального равенства и справедливости. Особенно деревня с ее общинным укладом. Однако система идеалов и ценностей социализма, выработанная социал-демократической эмиграцией, игнорировала и, я думаю, презирала многое из нажитого «русским мужиком». Та совокупность идей и та модель социализма, которые привносились на русскую землю, могли быть приняты люмпенизированной частью населения, но не народом в целом. Для того чтобы утвердить эту модель в нашей стране, было необходимо физически уничтожить наиболее действенную часть ее народа. Интеллигенцию, предпринимателей, самостоятельных крестьян… Такова логика! Кстати говоря, следующая из марксистского анализа.
Россия была беременна революцией, петровская система себя уже изжила полностью. Революция, в той или иной форме, не могла не произойти. Все дальнейшее должно было бы определяться собственным российским укладом и его традициями. Но для этого потребовалась бы совсем иная модель общества, чем та, которая во многом воспроизводила петровскую бюрократию.
Неприятие русской социал-демократией и большевизмом нашего традиционного образа мышления и шкалы ценностей – это не событие послереволюционного периода. Вспомним, например, отношение социал-демократов к русской философской мысли, практически полное игнорирование и неприятие, в частности, идей русского космизма, идей единства природы и общества и т. д. Сейчас, на грани всеобщего экологического кризиса, мы видим, какой потерей обернулось для нас, а может быть, и для всей Европы, это непонимание глубинных течений нашей культуры, попытка распространить на все и вся революционные идеи и стандарты, рожденные в недрах западной промышленной цивилизации.
Я бы хотел заметить, что идеи социализма, «истинного социализма для человека», близкого к изначальному социализму первых христиан, имели для своего произрастания куда более благоприятную почву в России, чем на Западе. Но для того чтобы подтолкнуть страну на этот путь развития, надо было глубже вникнуть в суть взаимосвязей естественных процессов развития, в мировосприятие и образ жизни, которые складывались в России тысячелетиями. И особенно важно было понять, что нет единой модели социализма, как и любой иной формы человеческого общежития, что есть множественность человеческих миров и нет единого стандарта развития народов.
Сказанное о прошлом актуально и теперь, ибо поиск нового уклада жизни продолжается. Уроки прошлого должны быть усвоены: не стандартные схемы, столь милые сердцу догматика и бюрократа, а множественность форм гуманного бытия. Понятия социального комфорта, социальной ориентированности в лютеранской Эстонии и мусульманском Таджикистане должны быть совершенно разными. Общее лишь одно – гуманные формы общежития, способные обеспечить социальную защищенность человека.
Но тогда, в начале послеоктябрьской истории, все это понято не было. Стандарты жизни, выработанные умозрительно, стали усиленно насаждаться всюду: и в России, и на Кавказе, и в Средней Азии. Их не могла принять даже русская деревенская цивилизация. И она рухнула, вероятно, раз и навсегда. Нет больше крестьян, которые смогли в двадцать втором – двадцать третьем годах, казалось, по воле доброго волшебника восстановить сельское хозяйство и накормить разоренную Россию. Что придет на смену крестьянской цивилизации? Что заменит «русского мужика»? Сказать очень трудно.
Это маленькое размышление я бы назвал рассуждением по поводу крушения или гибели цивилизации. Нашей русской цивилизации. Не только Тойнби думал о ней. Цивилизация предоктябрьской России и сейчас для многих представляет загадку. Может быть, об этом не стоит говорить? Нет, надо. Необходимо! Понимание этого вопроса – один из ключей к будущему, ибо наше прошлое совсем еще не ушло.
Российская цивилизация – удивительное объединение и напластование различных культур и традиций. Отсюда и неоднозначность ее проявлений и противоречивость оценок. С одной стороны, блестящее европейское искусство, высочайший уровень образования интеллигенции и рядом – огромные массы крестьянства, живущие по стародавним законам, общинами (как, впрочем, и во всех северных странах).
Можно ли себе представить европейскую культуру без Менделеева, Чайковского, Толстого, Кандинского?.. А Россию без русской деревни, без персонажей Лескова, малопонятных для западного европейца? Христианство пришло к нам из Византии в ту пору, когда разрыв между восточной и западной церковью носил уже не только формальный характер. Но еще за сто лет до этого на восточной границе страны утвердился ислам, и Киевская Русь испытала влияние блестящей не столько арабской, сколько персидской культуры. Значит, через Византию и Персию мы тоже наследники древнего эллинского мировосприятия, которое, по-видимому, довольно хорошо было усвоено жителями Киевской Руси.
Заметим, что это эллинское начало преломилось совсем по-разному в католическом и православном мирах. Отсюда та ментальная граница, которая разделяет славянство, из-за которой льется кровь в Югославии, из-за чего русская Москва гораздо ближе Киеву, чем украинский, но католический Львов, который много столетий был под властью католического императора.
И еще одно. Русские и вообще славяне в своем расселении были весьма мало похожи на тевтонских рыцарей, католических, а затем и лютеранских миссионеров. Продвигаясь на северо-восток, славяне не просто ассимилировали огромные массы угро-финских и тюркских народов, но и впитали многие особенности их языческой культуры. В нас, великороссах, чухонской крови не меньше, чем в эстонцах или финнах. Но как мы не похожи на тех и других! Несколько веков лютеранского владычества практически полностью стерли из памяти эстонцев и финнов все то, что сохранилось в памяти людей, живущих на северо-западе России.
Мы веками жили вместе с «инородцами» – татарами, чувашами, мордвой… Поклоняясь порой разным богам, люди тем не менее жили вместе, и культура переливалась от одного народа к другому. Поезжайте по Волге и ее притокам, послушайте песни – чьи они? Сколько в них общих созвучий. Ведь не случайно же!
Вот это сложнейшее переплетение культур, традиций, начиная от древних эллинских, православного христианства, ислама и кончая древнеязыческими традициями угро-финских народов и славянства, и было той особой деревенской цивилизацией, тем сплавом, который породил Великую Русскую Культуру.
В последние годы интеллигенция начала понемногу восстанавливаться. Подул теплый ветерок, ослабли путы, и началось «шевеление умов». Пока еще только шевеление. Настоящему движению еще предстоит родиться. Но почва будет уже другой. Я думаю, что деревенская культура, а следовательно, и та особая цивилизация, о которой размышлял Тойнби, разрушена навсегда. Возникнет ли нечто новое? Что войдет в него из прошлого? Это труднейшие вопросы, но на них нужен ответ. Иначе начнутся новые эксперименты и новые разрушения.
И последнее. Идет очень быстрая эволюция всего общества. Все острее полемика. Но, как мне кажется, она носит пока чересчур умозрительный, абстрактный характер. Нельзя говорить только о жизни вообще. Организация общества, его стабильность,
