подчинятся указанным выше требованиям, будут судиться Отрядным судом. Все же, принужденные к повиновению силой оружия, а также все, оказавшие какое-либо активное сопротивление исполнению выше перечисленного распоряжения, будут преданы Военно-Революционному суду.
С 28 августа я прекращаю отпуск продовольствия солдатам Ля Куртин. В случае дальнейшего неповиновения солдат Ля Куртин, с 10 ч. утра 29 августа я начну действовать против них оружием.
Представитель Временного Правительства Генерал-майор Занкевич и Комиссар Временного Правительства и Совета Солдатских и рабочих депутатов Евг. Рапп».
Как видим, от солдат требовали безусловного подчинения (что в действующей армии в условиях военного времени нормально), ни о каких играх в демократию речь уже не шла. Но все-таки начальство было настроено на переговоры, а не на пальбу. Им дали время для разрешения ситуации без применения силы. Однако мятежники им не воспользовались.
8 сентября Гумилёв по указанию начальника составил два документа.
1. «8 сентября н. ст. Депутации 2-й Особой Артиллерийской бригады.
Сим уполномочиваю депутацию 2-й Особой артиллерийской бригады в составе 6-ти офицеров и 30 солдат вести переговоры с солдатами лагеря Ля Куртин в пределах выработанных условий и сроков с целью склонить названных солдат к повиновению Временному правительству и к исполнению всех распоряжений представителя Временного правительства Генерал-майора Занкевича и моих.
Комиссар Евг. Рапп.
С подлинным верно: прапорщик Гумилёв»
2. «Доверительно.
Подпоручику Гагарину, председателю депутации 2-й Особой артиллерийской бригады.
План работ депутации.
Отправка депутатов в лагерь Ля Куртин. Депутация поддерживает все время связь с Комиссаром и высшим командным составом, от которых в случае непредвиденных обстоятельств получает указания и разъяснения. Депутация делает полный доклад о результатах своей работы. В исключительных случаях действие переговоров депутации может быть продолжено до вечера 11 сентября.
Комиссар Е. Рапп.
С подлинным верно: прапорщик Гумилёв».
Переговоры ни к чему не привели, о чем Рапп сообщил Занкевичу. Тот 9 сентября прибыл в лагерь, дабы лично руководить наведением порядка. Этим числом датированы две телефонограммы генерала, принятые и записанные Николаем Степановичем:
1. «Генерал Занкевич генералу Комби.
Генерал Б<еляев> послал план действий № 1.
Резолюция генерала Занкевича.
С планов расположения войск согласен, но полагаю, что для сдачи оружия лучше не стягивать всех солдат в одну группу. Лучше собрать их в четыре группы по полкам, подготовив немедленное окружение наших и французских войск, имея в виду, что по сдаче оружия последуют аресты.
Генерал Занкевич».
2. «Генерал Занкевич генералу Комби.
Утром я приезжал в район лагеря Ля Куртин. Ведение операции для усмирения лагеря Ля Куртин. Прошу Вас не отказать в отдаче по соглашению с генералом Беляевым необходимых предварительных распоряжений для осуществления принятого нами плана действий в намеченное время.
Занкевич».
Любопытное и символичное совпадение: в этот же день из Петрограда пришла такая телеграмма:
«Генералу Занкевичу от Генерала Потапова.
Военный министр приказал вывезти войска из Франции в Россию.
Благоволите войти в сношение с Французским Правительством относительно тоннажа для их перевозки. О последующем благоволите телеграфировать.
За Нач. Гл. Штаба Потапов».
Временное Правительство отказывалось от ведения боевых действий во Франции и возвращало солдат домой. То есть, выполняло главное требование восставших.
Судя по всему, текст этой телеграммы, на основе которого Занкевич тут же составил соответствующий приказ, был доведен до бунтующих солдат. Но и это не произвело отрезвляющего впечатления. Тем более, генерал сразу честно заявил, что приведение приказа в исполнение потребует много времени.
Впрочем, руководство дало мятежникам время на размышление — срок ультиматума был продлен до 16 сентября.
В книге Д. Лисовенко «Их хотели лишить Родины» есть подробное описание дня накануне истечения срока ультиматума.
Эта книга, изданная в 1960 году «Воениздатом» в качестве объективного исследования не выдерживает никакой критики — она насквозь идеологизирована (понятно, в какую сторону), полна надуманных рассказов о зверствах, с потолка взятых цифр о массовых жертвах. Однако в плане хронологии событий автор довольно точен. Вот как он описывает 15 сентября:
«В 16 часов состоялась встреча членов Куртинского Совета с военным комиссаром. Рапп на этот раз не решился приехать в лагерь. Он прислал офицера с извещением о том, что он, представитель Временного Правительства, ожидает руководителей 1-й бригады на границе лагеря и местечка ля-Куртин. Председатель Совета Глоба и члены Совета Смирнов, Ткаченко и автор этих строк в сопровождении офицера отправились на место встречи, указанное Раппом, где он их и ожидал. — Господин комиссар, — обратился к Раппу Глоба, — члены Куртинского Совета по вашему приглашению прибыли. Будем очень рады, если услышим от вас новое предложение, приемлемое и для вас и для нас».
Кстати, одним из участников куртинского мятежа был будущий маршал и дважды герой Советского Союза Родион Малиновский (еще одно любопытное совпадение: они с Гумилёвым воевали в одних и тех же местах, Малиновский свой Георгий IV степени получил под Сувалками). В его воспоминаниях тоже есть запись об этих событиях:
«Встречался с отрядным комитетом и комиссар Рапп. Он передал очередной ультиматум Временного правительства. В нем — прежние требования, ни малейшего намека на какие бы то ни было уступки… Теперь ультиматум устанавливал точный срок, по истечении которого, если лагерь не сдастся, будет открыт огонь, — 16 сентября…».
Дальнейшие события можно изложить коротко, согласно записям из журнала боевых действий 2-й бригады генерала Беляева, сделанным, так сказать, по горячим следам. Вот они:
«8 сентября: От 2-й Особой артиллерийской бригады была послана депутация — 6 офицеров и 30 солдат. Пробыли в лагере до 12 сентября.
13 сентября: Сосредоточение на 13 сентября: Clairavaux, Le Mas d’Artige, et Teniers. Занкевич и Рапп послали еще одну депутацию от 5-го и 6-го полков.
14 сентября: В 15 ч. — занять позиции (2500 штыков, 32 пулемета, 6 орудий). В 15 ч. — подполковником Балбашевским, с русским комендантом деревни Ля Куртин, вручен ультиматум.
Родион Малиновский в годы Первой мировой войны
15 сентября: Последняя попытка унтер-офицера Родина.
16 сентября: К 10 ч. утра вышло только 160 человек. После этого Беляев, Занкевич и Рапп решили действовать. В 10 ч. утра — 4 шрапнели. Всего за день выпущено 12 шрапнелей и 2 гранаты. Родин еще раз ездил в лагерь.
17 сентября: В 10 ч. утра лагерь был сильно обстрелян. (28 шрапнелей и 4 гранаты). В 11 1/2 часа мятежники выкинули 2 белых флага. Огонь сразу прекратили. Угроза — выйти до 14 ч., иначе — обстрел. Массовый выход в 15 ч., много нетрезвых. Заняли юго-восточную часть лагеря — кавалерийские казармы. Осталось около 200–300 человек, которые начали стрелять. Вечером в лагерь отправился врач Зильберштейн с 4-мя фельдшерами.
18 сентября: Вернулись утром 18 сентября — 4 убитых и 39 раненых (12–тяжелых), их вывели. В 11 ч. утра — сильный обстрел (по северной части). До 12 ч. — 100 снарядов (50 шрапнелей + 50 гранат). В 2 ч. дня заняли офицерское собрание. Опять огонь. Всего — 488 снарядов (шрапнель) и 79 гранат.
19 сентября: С 15 ч. 18 сентября по утро 19 сентября сдалось 53 мятежника, включая унтер-офицера Глобу. В 9 ч. утра лагерь заняли целиком (захвачено 6 солдат). Всего вышло 8515 солдат».
Есть любопытное свидетельство французского офицера — свидетеля
