Молодой композитор почти сразу же заметил, что квартира на бульваре Ланн совершенно не приспособлена для обычной жизни, что скорее она напоминает мастерскую художника, в которой постоянно идет процесс творения. «Там все время что-то рождалось, появлялось на свет, – вспоминает Левейе. – Отовсюду лилась музыка. Приходил Шовиньи, дирижер, чтобы поработать с ней. Марк Бонель старался извлечь из аккордеона необычные звуки». Об этой же кипучей творческой атмосфере расскажет и Юг Вассаль: «Творить вместе с Эдит было трудно. Обычно все начиналось вечером. Где-то в половине десятого, иногда в полночь, в два часа ночи. Это были самые сильные, значимые мгновения, только ради них здесь и жили»[138].
«Я обнаружил вокруг нее то, с чем столкнулся в доме матери, когда мне было десять, – сообщит в свою очередь Франсуа Беллер, сын Мари Дюба. – Несмотря на хорошее настроение и на любовь к веселью, вокруг нее всегда царило непроходящее нервное напряжение. Это было существо, целиком и полностью сосредоточенное на своем искусстве, на своей профессии, на песне. В реальности только это ее и интересовало, все остальное просто не существовало»[139].
Эти «творческие ночи» проходили в почти пустых апартаментах, где, если верить словам Юга Вассаля, комфорт был сведен к строгому минимуму: «Сразу слева от входа находилась кухня со стареньким холодильником, заполненным сливочным маслом, паштетами, колбасой. (…) Справа располагалась гостиная: изъеденный молью серый ковер, сигареты, разбросанные по полу. Кресло, продавленный диван, на котором с видом королевы восседала Эдит. Слева стояли рояль и лампа без абажура».
На бульваре Ланн, где Пиаф все организовала таким образом, чтобы никогда не оставаться в одиночестве, она проживала в окружении самых близких людей: ее секретарь, ее кухарка, а также многочисленная «свита», существовавшая за счет звезды. «В ее окружении имелись и чистые, преданные люди, – объясняет Мишель Ривгош. – Но были и другие: настоящие грабители, гнусные существа, те, кто ее развлекал, эдакие прихлебатели, и те, кто беззастенчиво тянул из нее деньги. Деньги никогда для нее ничего не значили. Она зарабатывала миллионы, но не знала, что такое сорок или пятьдесят франков, что такое чек…»[140]
Вот уже несколько месяцев Пиаф преследовал один-единственный кошмар: она больше не сможет петь. Не обращая внимания на предостережения врачей, 20 ноября 1959 года, через пять недель после выписки из больницы, певица снова вышла на сцену. Концерт состоялся в кинотеатре «Многообразие» в Мелёне, в городе департамента Сена и Марна, куда специально приехала актриса Марлен Дитрих, чтобы поддержать подругу. После этого представления напичканная медикаментами Пиаф отправилась в турне по северу Франции – так начались «самоубийственные гастроли». 3 декабря, во время сольного концерта в Мобёже, Эдит почувствовала себя дурно прямо на сцене и не смогла закончить выступление. Однако она не отказалась от ангажемента и в следующие дни посетила множество городов: Сен-Кантен, Бетюн, Ле-Ман, Эврё, Реймс, Руан, Дьепп и Лаваль. Она проявила редкую стойкость, постоянно «держала удар», хотя слабела на глазах. В воскресенье 13 декабря в указанный на афише час она должна была подняться на сцену одного из кинотеатров города Дрё. Время шло, и публика начала терять терпение, звезда все не появлялась и не появлялась. Все, кто был в гримерке певицы, советовали ей отменить концерт, ведь Эдит едва держалась на ногах. «Я хочу спеть, это все, что у меня осталось, – повторяла она, захлебываясь в рыданиях. – Моя публика заплатила за то, чтобы увидеть меня, позвольте мне спеть». Чем закончился этот инцидент, рассказывает местная газета: «Пошатываясь, она подошла к микрофону. На восьмой песне она чуть не упала. Рабочие сцены уже хотели опустить занавес, но она крикнула им: “Я буду продолжать!” Когда закончилась десятая песня, она рухнула на руки своих музыкантов».
Той же ночью певицу срочно доставили в Париж, а затем поместили в клинику Бельвю в Мёдоне, где Эдит прошла курс лечения сном. Она выписалась из больницы 24 декабря, но вернулась туда уже 31-го с диагнозом «желтуха». Через несколько дней звезду перевели в Американский госпиталь. Лишь в конце января Пиаф снова оказалась дома и тут же сообщила о своем намерении возобновить концертную деятельность в апреле: она собиралась выступить в «Олимпии». За последние девять месяцев она не записала ни одной песни и уже два года, как не выступала на парижской сцене.
Крысы бежали с корабля, дом на бульваре Ланн опустел. Было покончено с лестью «придворных», рядом с Пиаф остались лишь самые преданные друзья. Если говорить о творчестве, то Эдит особенно сблизилась с Клодом Левейе и Мишелем Ривгошем. Именно с ними той далекой весной она начала работать над проектом мюзикла-балета, названного «La Voix» («Голос»). «В этом спектакле должно было быть одно па-де-де, – рассказывает Мишель Ривгош, – его должна была танцевать пара балетных актеров под эгидой персонажа Пиаф. За музыку к па-де-де отвечал Клод Левейе. Каждый день она спрашивала его, как идут дела. А когда произведение наконец было написано, она заставляла композитора исполнять его по десять раз на дню… И тогда с помощью двух своих пальцев, пальцев, изуродованных ревматизмом, она изображала движения танцоров па-де-де. Это было смешно… и одновременно так печально. Эти два бедных больных пальца, которые пытались изобразить мужчину и женщину во всей их воздушной легкости…»[141]
Несмотря на то что уже было записано несколько песен[142], спектакль «La voix» так никогда и не был поставлен. Однако в мае певица вернулась в студию грамзаписи, чтобы за два сеанса записать дюжину новых песен для будущей пластинки (25 см), две из которых принадлежали Клоду Левейе, а одна – Жаку Преверу и Анри Кролла («Cri du coeur» – «Крик души»). Второй сеанс записи был назначен на 27 мая, Пиаф должна была закончить альбом, но встреча была аннулирована из-за ухудшения здоровья звезды. В ночь со 2 на 3 июня ее снова госпитализировали для проведения срочной операции, связанной с непроходимостью кишечника. На этот раз Эдит проведет в Американском госпитале около трех месяцев, за это время она станет жертвой печеночной комы. Прогноз врачей был крайне неблагоприятным, но через два дня Пиаф пришла в сознание. Понемногу силы возвращались к ней, и в конце августа Эдит выписалась из клиники, чтобы уехать в Ришебург, в загородный дом Луи Баррье.
Здесь она пробудет вплоть до 10 октября, и именно здесь будет снята одна из передач «Cinq colonnes à la une» («Пять колонок на первой полосе»), знаменитой программы французского телевидения, в которой Пьер Дегроп возьмет интервью у звезды эстрады.
