неуважение к личности, к отдельной человеческой жизни и столь же традиционное неуважение к собственности. Без воспитания в людях и во всем обществе стойкой приверженности этим двум основополагающим принципам трудно рассчитывать, что любые другие гражданские добродетели — совесть, законопослушность, милосердие, сострадание к ближнему, забота сильных о слабых, истинный патриотизм (любовь не только к березкам, но прежде всего к людям, живущим среди этих березок) — смогут пустить в российской действительности достаточно глубокие корни. И эти принципы — отнюдь не теория, не романтические мечтания каких-то оторванных от реальной жизни мыслителей. Это самая практичная практика жизни там, где человеческое сообщество уже смогло добиться какого-то ощутимого успеха.
Думаю, сегодня уже не видно каких-либо серьезных оснований ожидать, что в видимой перспективе Россия может свернуть с выбранной ею дороги к подлинной демократии и строительству дееспособного гражданского общества. Диктатура закона, совершенствование парламентаризма, федерализм, многопартийность, всемерное развитие местного самоуправления (одной этой задачи, между прочим, хватит на десятилетия, если не на поколения вперед), сильная правоохранительная система, укрепление уникальнейшего российского исторического наследия, в первую очередь многовекового мирного и взаимообогащающего сожительства различных этносов, национальностей и конфессий, постепенный переход разнообразных сфер жизнедеятельности от государства в компетенцию самодеятельного гражданского общества, — многие уже проходили эту дорогу. И нет никаких непреодолимых объективных препятствий, почему ее не можем пройти и мы.
Нет, убежден, никаких непреодолимых препятствий и для создания в России высокоэффективной экономики.
Сегодня первоочередными задачами в этой области представляются, во-первых, восстановление пока еще не безнадежно подорванного доверия населения к государству, институту собственности, кредитно-банковской системе, национальным деньгам (принятый только что закон о гарантиях вкладов — правильный, несомненно, шаг); во-вторых, прекращение наконец искусственного «экономического кровотечения» последних лет, обескровившего страну и государственный бюджет, — дармовой приватизации, передачи традиционных рентных и акцизных доходов легальному и нелегальному частному сектору, массового бегства капиталов за рубеж; в-третьих, создание благоприятных условий для истинной, законной частной инициативы, в первую очередь для малого и среднего бизнеса; в-четвертых, дальнейшее осторожное, дозированное открытие российской экономики для иностранной конкуренции и иностранного капитала; в-пятых, не на словах, а на деле поворот и государства, и общества к науке, образованию, здравоохранению, культуре как к высшим национальным приоритетам, от которых зависит будущее страны.
В пределах жизни одного поколения возможно, убежден, и решение самых жгучих наших социальных проблем. Имеются в виду, прежде всего, недопустимо низкий уровень зарплаты и пенсий, «взрывной», опасно высокий разрыв в доходах между «верхами» и «низами» общества, поиски приемлемого компромисса между коммерческим и некоммерческим подходами в социальном обеспечении населения.
Может показаться, что все эти сложнейшие задачи, стоящие ныне перед страной, носят слишком общегосударственный, надличностный, так сказать, характер, чтобы напрямую затронуть душу отдельного человека, угнетенного трудностями и уродством окружающей его жизни и ищущего выход для себя и своих близких прежде всего здесь и сейчас, а не когда-нибудь в будущем, до которого ему, может быть, и не дожить. Конфликт этот между интересом и возможностями всего общества и потребностями отдельного конкретного человека, как известно, вечен и существует ровно столько, сколько существует само сообщество людей. В нынешней России он усугубляется еще и тем, что слишком долго нашего человека обманывали призраком грядущего «светлого завтра», которого ни одному из предшествующих поколений так и не суждено было достичь. И тем не менее трезвая правда жизни состоит в том, что без решения общенациональных структурных задач благополучие и безопасность, а следовательно, и душевное равновесие для конкретного российского человека недостижимы. Вернее, может быть, они и достижимы для каких-то отдельных личностей, отдельных аскетов, нашедших спасение в уходе от мира, в отказе от житейских радостей и устремлений. Но этот выход всегда был и остается выходом лишь для немногих. И ни одно жизнеспособное общество не может принять его как свой общезначимый духовно-нравственный идеал.
Да и как бы человек ни хотел, ему никогда не освободиться, не избавиться от мира. О какой, к примеру, достойной старости, о возможности спокойно, не торопясь, подвести итоги своей жизни и подумать о том, что ждет тебя за ее порогом, можно говорить, если человек даже свои жалкие, годами скопленные «гробовые» не может доверить банку и вынужден постоянно тревожиться за их дальнейшую судьбу? О какой надежде на осмысленную полнокровную трудовую жизнь может думать житель пустеющей и неуклонно спивающейся современной российской деревни, если ни он сам, ни его соседи, ни любое начальство на всех уровнях не знает сегодня, что с этой деревней делать и как ее спасти, да и надо ли вообще ее спасать? Какие нравственные основы (кроме хитрости и изворотливости) могут быть у многомиллионной армии мелких торговцев, предпринимателей, «челноков» и прочего самодеятельного люда, если они вынуждены все силы свои тратить на борьбу с разнообразным государственным и криминальным рэкетом? И что можно ожидать от современного ученого или преподавателя, если вся жизнь вокруг всячески выталкивает его вон из академической или университетской среды — либо в палатку на мелкооптовый рынок, либо за рубеж? И какой реальной духовной стойкостью может обладать в массе своей современный российский солдат или офицер, если более чем десятилетнее равнодушие общества чуть было не привело к полному развалу и почти параличу российских вооруженных сил?
Главная же ответственность за все эти столь необходимые и обществу, и отдельному человеку преобразования ложится, естественно, на плечи государства. России нужно не меньше, а, напротив, больше государства, чем она имеет сейчас. Но государство нужно именно только там и тогда, где без него действительно никак не обойтись. И если в недалекой перспективе необходимый оптимум между государственным руководством, государственным вмешательством и частной инициативой будет найден, страна, несомненно, получит наконец столь нужный ей политический и социально-экономический фундамент для своего духовно-нравственного возрождения. И это никакая не теория, никакой не марксизм или любой другой «изм». Это как раз то, чего так не хватает нам сегодня: обыкновенный житейский здравый смысл.
Гораздо более неопределенны, думается, перспективы устранения из нашей жизни всего, что не нравится ни одному духовно здоровому человеку, но что так привлекает у нас толпу, в особенности молодежную толпу. Какие средства есть у общества, чтобы остановить, загнать в какие-то приемлемые рамки весь этот мутный поток бездуховной, безнравственной масс-культуры, захлестнувшей сегодня умы и сердца людей? Цензура, запреты, «намордник» на тех, кто, прикрываясь святым лозунгом свободы слова, ведет сегодня свою разрушительную работу? Опасное, обоюдоострое, надо сказать, оружие: здесь очень легко вместе с грязной водой выплеснуть из ванны и ребенка. И все-таки при сохранении определенного чувства меры это, может быть, в каких-то пределах тоже метод. Общество должно и дальше
