разговаривали с приходящими товарищами. Я помню, что среди них были Коллонтай и Дыбенко. Началось все в 4 часа вечера. По пути в залу Ильич вспомнил, что оставил револьвер в кармане пальто. Он вернулся, но револьвера не было, хотя никто чужой в квартиру не входил. Очевидно, его взял один из охранников. Ильич сделал выговор Дыбенко за отсутствие дисциплины среди них. Дыбенко был крайне огорчен. Когда Ильич вернулся из прихожей, Дыбенко протянул ему револьвер, возвращенный охранником».
В чем суть скандала? А в том, что Ленин после Октябрьской революции фактически оказался под присмотром матросов. При этом матросы вели себя не как телохранители, а как конвоиры. Разумеется, что умный и проницательный Ильич не мог не понимать, что, взяв власть в России, он сам неожиданно оказался заложником у матросской вольницы, а, следовательно, и заложником у Дыбенко. Последний же, чувствуя за спиной поддержку братвы, вел себя с Лениным на равных, позволяя себе не только откровенно фрондировать, но и столь же откровенно хамить. Вряд ли это Ленину нравилось, однако на первых порах изменить ситуацию он не мог, приходилось терпеть. При этом все, что требовалось от Дыбенко, тот выполнил. Должный пропагандистский эффект его сенсационное назначение уже произвело. Матросам так же была кинута кость в виде “матросского наркома” и они ее ухватили. Центробалт доживал свои последние дни, а у самого Павла Ефимовича обострились отношения со многими матросскими авторитетами, которые не желали видеть его возвышения над собой.
В январе 1918 года в Петроград прибыла для переговоров о сепаратном мире германская делегация. После представления Дыбенко, как военно-морского министра, граф Кайзерлинг, как говорят, воскликнул: «Возможно ли, что этот человек — военноморской министр? Он не может связать двух слов. Возможно, он храбрый человек, но видеть его в качестве министра — невероятно. Это же мощь плебея. Такого просто не может быть!»
Из показаний Дыбенко во время следствия в 1938 году: “Революция 1917 года вызвала у меня страх и опасность за свою судьбу, что меня разоблачат, как провокатора. Несмотря на убийство Ланге, я не чувствовал себя в безопасности. Однако волна революции вынесла меня на поверхность и я, считаясь старым большевиком, был избран председателем Центробалта, а затем, после Октябрьской революции Наркомом Морских Сил РСФСР. Такое мое повышение заставило меня вдвойне опасаться, что я могу потерять все. У меня создалось двойственное положение. С одной стороны, я достиг того, о чем не мечтал раньше, а с другой я находился в среде, которую привык считать вражеской мне”.
Что касается А.М. Коллонтай, то после Октябрьской революции одновременно в правительстве оказались два ее любовника — бывший — Шляпников и нынешний — Дыбенко. В этот период Коллонтай много трудилась и на ниве интимных взаимоотношений мужчины и женщины в эпоху социальных революций, обосновывая свою знаменитую теорию «стакана воды», призванную навсегда уничтожить семью сделать проблему сексуальных отношений столь же простой, как питье стакана воды. Коллонтай восторженно писала: «Брак революционизирован! Семья перестала быть необходимой. Она не нужна государству, ибо постоянно отвлекает женщин от полезного обществу труда, не нужна и членам семьи, поскольку воспитание детей постепенно берет на себя государство». Теоретические изыски Коллонтай возмутили даже В. И. Ленина, и он велел Коллонтай унять ее крылатый эрос. Обиженная А.М. Коллонтай посчитала необходимым заняться созданием домов для инвалидов войны. Решение замечательное, однако она не нашла ничего лучше, чем отнять под инвалидный дом знаменитый монастырь — Александро-Невскую лавру. Монахи закрылись в монастыре, зазвонили в колокола. К стенам монастыря стал стекаться народ. Коллонтай вызвала на помощь красногвардейцев. Толпы людей, возмущенных действиями женщины-наркома, росли. Люди кричали: “Коллонтай — антихрист! Не дадим лавру! ” Красногвардейцы, не решившись на конфронтацию, ушли. Тогда взбешенная Коллонтай вызвала на помощь дыбенковских матросов, которые штыками и прикладами разогнали верующих, а потом принялись за упрямых монахов.
Став «наркомшей», Коллонтай быстро вошла и во вкус хорошей жизни. Теперь, если она, куда и выезжала, то только на собственном лимузине, или в спецвагоне, с личным поваром и запасам лучших продуктов. Коллонтай без зазрения совести, например, реквизировала вещи знаменитой балерины Кшесинской. В конфискованном у балерины горностаевом манто она (по ее же собственному признанию) писала отказы на просьбах о помиловании. А вечерами откровенничала в своем дневнике: «Стреляют всех, походя, и правых, и виноватых. Конца жертвам революции пока не видно».
Уже в ноябре-декабре 1917 года анархиствующими и бандитствующими матросами было убито в Петрограде, Кронштадте, Гельсингфорсе и Ревеле около трехсот морских офицеров, столько же армейских и просто «буржуев». Войдя во вкус, многие братишки перешли вскоре к откровенным грабежам и убийствам простых обывателей, терроризируя Петроград так, что на его улицы стало опасно выходить даже днем. При этом правительство оставалось ко всему происходящему совершенно безучастно, терпя все эти преступления, так как конфликтовать с матросами было пока весьма опасно.
* * *
С 1 по 8 декабря 1917 года по инициативе В.И. Ленина был созван 1-й Всероссийский съезд делегатов военного флота. В повестке дня значилось рассмотрение реформы военно-морского департамента, упорядочение централизации и введении на кораблях и в частях института комиссаров.
Начался съезд с достаточно провокационного выступление известного анархиста матроса А. Г. Железнякова, который сказав прочувственную речь о расстрелянных в 1916 году в Тулоне матросах крейсера “Аскольд”, призвал отомстить офицерам-убийцам, да и вообще заодно всем офицерам. Таким образом, предводитель анархистов декларировал принятие съездом постановления о продолжении массовых репрессий в отношении офицерского состава флота. Делегаты анархисты с восторгом встретили предложение своего вожака. Однако остальные его не поддержали. Затем началось обсуждение судьбы Центробалта и об офицерах позабыли.
На четвертый день съезда на нем выступил Ленин. «Съезд, — сказал он, — должен принять несколько серьёзных резолюций относительно поднятия дисциплины, назначения комиссаров на каждый корабль, отказа от системы избрания командиров и другие ограничительные меры». Съезд принял резолюцию, в которой говорилось, что «…вся мощь военного флота будет стойко и верно поддерживать власть Советов», осудил деятельность проэсеровского Центрофлота, поблагодарил пробольшевистский Центробалт. Часть делегатов откровенно не желало разгона Центробалта, часть пребывала в смятении от новой линии большевиков. Но съезд тщательно готовили и делегатов на него отбирали из наиболее лояльных большевикам матросов. Кроме этого за линию партии высказался новоназначенный нарком по морским делам П.Е. Дыбенко. Не без труда, но переломить ситуацию на съезде все же удалось. Съезд одобрил резолюцию о новой административной организации флота, образовав верховную морскую коллегию, в члены которой вошли П.Е. Дыбенко (председатель), М.В. Иванов, Ф.Ф. Раскольников и В.В. Ковальский. Помимо этого съезд избрал 20 делегатов во
