class="empty-line"/>
Оговоримся, что при сосредоточении тысяч и тысяч матросов в Петрограде, существовала определенная опасность, что балтийцы, которые уже начали быстро разочаровываться в большевиках, переметнутся на сторону депутатов, как левых эсеров, так и анархистов. Но иного выхода у В.И. Ленина просто не было. На тот момент матросы были единственной реальной вооруженной силой, к помощи которой большевики могли прибегнуть. А потому вся надежда была на Дыбенко и других авторитетных матросских вожаков, стоявших на большевицких позициях. Только они имели рычаги к управлению вечно клокочущей и непредсказуемой матросской массой.
Со своей стороны опасаясь действий В.И. Ленина, ЦК партии правых эсеров признал необходимым организацию “всех живых сил страны, вооруженных и невооруженных” и постановил сосредоточить вокруг охраны Учредительного собрания “достаточные организованные силы”, чтобы, в случае надобности, “принять бой с преступным посягательством на верховную волю народа”.
Заседание Учредительного собрания было поначалу назначено на 28 ноября. В этот день 40 делегатам не без труда удалось пробраться через выставленную большевиками охрану в Таврический дворец, где они приняли решение отложить официальное открытие Собрания до прибытия достаточного числа депутатов, и до того приходить каждый день в Таврический дворец. В тот же вечер большевики приступили к арестам делегатов. Сначала это были кадеты, но уже вскоре настала очередь и эсеров. Большевистский главнокомандующий В.Н. Крыленко, убывая в Ставку, в своем приказе по армии заявил: “Пусть не дрогнет ваша рука, если придется поднять ее на депутатов”.
В начале декабря по приказу СовнаркомаТаврический дворец был очищен и временно опечатан. В ответ на это эсеры призвали население поддерживать Учредительное собрание.
Таврический дворец, где должно было открыться Учредительное собрание, подступы к дворцу, район Смольного и другие важные позиции Питера было поручено охранять морякам. Командовал ими лично нарком по морским делам П.Е. Дыбенко. В Таврическом дворце Дыбенко расположил 100 матросов во главе с матросом-анархистом А.Г. Железняковым. В районе Николаевская академия — Литейная — Кирочная расположилось еще три сотни вооруженных матросов, а в Государственном банке еще 450 матросов и красногвардейцев.
Учредительное собрание все же открылось 5 января 1918 года Оно мало походило на парламент, как так галереи были заняты матросами Дыбенко. Эсер Чернов, избранный председателем, был демонстративно взят матросами на прицел, то же происходило и с теми, кто поднимался на трибуну. Но это были еще цветочки. После того, как большинство Учредительного собрания отказалось признать руководящую роль советской власти, отказались утверждать “Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа” и другие декреты большевиков, те, в отместку покинули зал. Как пишет В.Д. Бонч-Бруевич, именно возможность того, что растущее раздражение матросов приведёт к беде, и вызвала решение большевистской фракции об её уходе с Учредительного собрания. Другими словами, большевики сами в определенном смысле боялись вышедших из подчинения матросов. Уходя, В.И. Ленин оставил П.Е. Дыбенко записку следующего содержания: “Предписывается товарищам солдатам и матросам, несущим караульную службу в стенах Таврического дворца, не допускать никаких насилий по отношению к контрреволюционной части Учредительного собрания и, свободно выпуская всех из Таврического дворца, никого не впускать в него без особых приказов. Председатель СНК”. За большевиками в знак солидарности ушли и левые эсеры. Оставшиеся депутаты продолжали обсуждать вопросы о земле и власти.
Из воспоминаний П.Е. Дыбенко: “18 января. (5 января) С раннего утра, пока обыватель еще мирно спал, на главных улицах Петрограда заняли свои посты верные часовые Советской власти — отряды моряков. Им дан был строгий приказ: следить за порядком в городе… Начальники отрядов — все боевые, испытанные еще в июле и октябре товарищи. Железняк со своим отрядом торжественно выступает охранять Таврический дворец — Учредительное собрание. Моряк-анархист, он искренне возмущался еще на 2-м съезде Балтфлота тем, что его кандидатуру предложили выставить кандидатом в Учредительное собрание. Теперь, гордо выступая с отрядом, он с лукавой улыбкой заявляет: “Почетное место займу”. Да, он не ошибся. Он занял почетное место в истории.
В 3 часа дня, проверив с товарищем Мясниковым караулы, спешу в Таврический. Входы в него охраняются матросами. В коридоре Таврического встречаю Бонч-Бруевича.
Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич
— Ну, как? Все спокойно в городе? Демонстрантов много? Куда направляются? Есть сведения, будто направляются прямо к Таврическому?
На лице его заметна некоторая растерянность.
— Только что объехал караулы. Все на местах. Никакие демонстранты не движутся к Таврическому, а если и двинутся, матросы не пропустят. Им строго приказано.
— Все это прекрасно, но говорят, будто вместе с демонстрантами выступили петроградские полки.
— Товарищ Бонч-Бруевич, все это ерунда. Что теперь петроградские полки? Из них нет ни одного боеспособного. В город же стянуто 5 тысяч моряков.
Бонч-Бруевич, несколько успокоенный, уходит на совещание. Около 5 часов Бонч-Бруевич снова подходит и растерянным, взволнованным голосом сообщает:
— Вы говорили, что в городе все спокойно; между тем сейчас получены сведения, что на углу Кирочной и Литейного проспекта движется демонстрация около 10 тысяч вместе с солдатами. Направляются прямо к Таврическому. Какие приняты меры?
— На углу Литейного стоит отряд в 500 человек под командой товарища Ховрина. Демонстранты к Таврическому не проникнут.
— Все же поезжайте сейчас сами. Посмотрите всюду и немедленно сообщите. Товарищ Ленин беспокоится.
На автомобиле объезжаю караулы. К углу Литейного действительно подошла довольно внушительная демонстрация, требовала пропустить ее к Таврическому дворцу. Матросы не пропускали. Был момент, когда казалось, что демонстранты бросятся на матросский отряд. Было произведено несколько выстрелов в автомобиль. Взвод матросов дал залп в воздух. Толпа рассыпалась во все стороны. Но еще до позднего вечера отдельные незначительные группы демонстрировали по городу, пытаясь пробраться к Таврическому. Доступ был твердо прегражден”.
Разумеется, Дыбенко, как и обычно, в своих мемуарах много врет. На самом деле никто в воздух не стрелял, и все было намного трагичнее и кроваво. На самом деле в Петрограде, по приказу большевиков, была расстреляна мирная демонстрация в защиту Учредительного собрания. Считается, что убитых было до ста человек.
Газета “Новая жизнь” от 6 января 1918 года: “…Когда манифестанты появились у Пантелеймоновской церкви, матросы и красногвардейцы, стоявшие на углу Литейного проспекта и Пантелеймоновской улицы, сразу открыли ружейный огонь. Шедшие впереди манифестации знаменосцы и оркестр музыки Обуховского завода первые попали под обстрел. После расстрела демонстрантов красногвардейцы и матросы приступили к торжественному сожжению отобранных знамен”.
Пока на улице расстреливали мирных демонстрантов, в Таврическом дворце происходили события, не менее трагические, с точки зрения их влияния на будущее России.
Из воспоминаний П.Е. Дыбенко: “После партийных совещаний открывается Учредительное собрание. Вся процедура открытия и выборов президиума Учредительного собрания носила шутовской,
