- Очень рад наконец лично познакомиться с вами, после того как три года был усердным читателем всего, вами написанного. Прошу присаживаться. Энергично пожав руку Лопатину, он указал ему на кресло у стола, и сам сел в кресло напротив. Кресла эти были нововведением, раньше они тут не стояли, прежний редактор, если не топтался у конторки или не бегал по комнате, то сидел за столом, нисколько не интересуясь, сидят или стоят те, кто к нему явился. Впрочем, чаще всего он сам или стоял, или бегал, и если, пока он бегал, кто-то садился - тоже не обращал на это внимания.
Лопатин спиной окунулся в мягкое кресло, но почувствовал, что ему больно, и выпрямился.
- Спасибо на добром слове, - сказал он. - И привет вам от Ивана Петровича Ефимова.
- Благодарю, - сказал новый редактор. - Иван Петрович из числа моих былых сослуживцев по польскому фронту шагнул дальше всех. И по заслугам. Уже знаю, что вы у него были, и вообще - все о вас уже знаю. Как ваше самочувствие?
- Чувствую себя неплохо, товарищ генерал, но, если можно, хотел бы, прежде чем сесть отписываться, дня три-четыре отдохнуть.
- Разумеется. И рекомендую за эти дни посетить наш Центральный военный госпиталь, чтобы удостовериться, что вы действительно здоровы. Если для этого понадобится мое содействие - к вашим услугам! С вашего разрешения, на будущее - Михаил Александрович. Надеюсь, что предстоящим нам с вами служебным отношениям это не помешает, а без нужды ответно обращаться к вам по званию мне, признаюсь, не с руки.
- Слушаюсь, - сказал Лопатин, окончательно понимая, что для этого, не привыкшего командовать писателями генерала он не майор, а писатель, и, наверное, так оно и останется в дальнейшем.
- Как, Василий Николаевич, надеюсь, вы уже встретились с вашей невестой?
От внимания Лопатина не ускользнула маленькая запинка, которая вышла у нового редактора перед последним словом. "Наверное, вдобавок- к возрасту, еще и так хорошо выгляжу, что слово "невеста" плохо выговаривается", усмехнулся он над собой.
- Спасибо, встретились.
- Четверо суток в вашем распоряжении, - сказал генерал. - Он пододвинул к себе по столу блокнот, заглянул и что-то пометив. - После чего в это же время жду вас у себя, а ныне не смею задерживать.
Это он сказал, уже вставая.
- Ну, как новый? - спросил Лева Степанов, когда Лопатин зашел в его комнатку по соседству с редакторским кабинетом.
- Не знаю, каким будет за редакторской конторкой, а так, по первому впечатлению, - воспитаннейший человек, даже, пожалуй, слишком - для нашего брата.
- Вот именно, - сказал Лева. - Некоторые уже разбалтываться стали. Но первый выговор в приказе вчера влепил.
- А за конторкой стоит? Полосы читает?
- И стоит, и полосы читает; в меру сил стремится сохранить преемственность. Будете звонить ей?
- Да. - Лопатин повернул и пододвинул к себе телефон, но Лева остановил его:
- Погодите! Сначала не хотел говорить при ней, а потом закрутился и забыл! Вам письмо от дочери. Вчера пришло.
- Давай! - снимая руку с телефона, сказал Лопатин. Как ни хотелось скорей позвонить Нике, но что-то заставляло сначала прочесть письмо дочери, - так, словно без этого нет права звонить.
Письмо было большое и начиналось совсем не с того, с чего ожидал Лопатин, а "с того, как она кончала школу. .Кончила хорошо, но тон письма заставил Лопатина почувствовать, что далось ей это нелегко, наверное, поездка в Москву выбила из колеи. Да и странно, если б не выбила. В письме присутствовал оттенок торжества, она была довольна собой - и тем, что все сдала, и тем, что уже на пятый день после этого поступила на курсы медсестер, - все как собиралась и как говорила ему в Москве.
Вслед за этим шла страница про домашние дела. Писала о тетке, как о человеке, оставшемся на ее попечении, а о себе - как о главной в доме, и заключила эту часть письма немного даже нахальной фразой: "Тетя Аня не спорит и слушается меня, когда я требую, чтобы она следила за своим здоровьем".
"Да, плохо дело, если она стала кого-то слушаться", - подумал Лопатин о своей старшей сестре. "Значит, сломалась после смерти мужа! Всю жизнь никогда и никого, кроме себя самой, не слушалась, наоборот, заставляла слушаться других. А теперь, оказывается, слушается, и хорошо, что слушается. Но есть в этой покорности что-то опасное, какие-то признаки разрушения личности - обратимые или необратимые - убедиться в этом можно, только поехав и увидев ее, выполнив наконец этот свой долг перед нею, так и не выполненный за всю войну. И если разрешат обстоятельства, надо слетать туда сразу 9 этом же месяце, как только он отпишется за поездку на фронт.
Ответ на его вопрос, с которого, как он ждал, должно было начинаться письмо дочери, оказался в самом конце и занял всего несколько строк.
"Извини, пожалуйста, папа, но, по-моему, - я даже обиделась, по-моему, даже глупо спрашивать меня, как я могу ко всему этому отнестись! Я же всегда думала, что у тебя что-то наконец будет, это же вполне нормально, - писала она так, словно говорила с ним, как с входившим в возраст ребенком. - А раз ее мальчику только десять лет, то если даже он вдруг окажется не совсем так воспитан, как ты считаешь нужным, я уверена, что ты с этим справишься. И вообще - неужели ты не понимаешь, что я хочу только одного, чтобы у тебя было все хорошо, а больше ничего не хочу", самоотверженно заключила она письмо.
"Да, барышня с характером, - дочитав до конца, с благодарностью подумал Лопатин о дочери. - Отчасти и с фамильным. Как у ее тетки в былые времена. Конечно, если думать серьезно, - а думать придется серьезно, сейчас никто - ни эта барышня с характером, ни ты сам, ни Ника с ее сыном никто заранее не может знать, как сложатся все эти будущие отношения". И однако, письмо дочери снимало камень-с души. Как постепенно .выяснялось, она росла сильным человеком. И как ни трудно иметь дело с сильными людьми, а все же лучше, чем с ни то ни сё. Может, для кого-то и не так, но в таких делах неоспорим только опыт собственной жизни.
Он сиял трубку и, показав деликатно поднявшемуся из-за стола Леве, что тот может и не уходить, набрал номер.
- Да? - сказала в телефон Ника.
- Я уже освободился.
- А я уже почистила грибы. Через сколько времени ты будешь? - И что-то неуловимое в ее голосе сказало ему, что она там, у Зинаиды Антоновны, стоит и говорит по телефону одна в пустой квартире.
- Постараюсь как можно быстрей. - Он хотел положить трубку, но она спросила:
- Тебе удобно говорить со мной?
- Да, конечно, - сказал он, снова остановив глазами вопросительно смотревшего на него Леву.
- Если ты собираешься заходить к себе домой, сегодня не надо - завтра. Я здесь одна, - сказала она, словно угадала только что подуманное им.
