же? – одними словами! И хоть бы в словах-то людских Не так уж все было избито! Значенья не сыщете в них, Значение их позабыто! Да и кому рассказать? При искреннем даже желанье Никто не сумеет понять Всю силу чужого страданья!
1889
Здесь – явная борьба поэзии с прозой, но накал бесспорно поэтический. Вот так, шаг за шагом, шёл Бунин к своим высотам… Но и личная жизнь двигалась по своим лирическим законам. Следующее увлечение поэта связано с близким ему изданием – «Южное обозрение», а точнее, с дочерью его издателя и редактора – Анной Цакни, пышноволосой, с темными глазами. Поэт понял, что влюблен, и не на шутку, и вступил с ней в законный по тем традициям брак. В 1900 году у него появился первенец, сын. Но через пять лет мальчик умер. Иван долго не мог смириться с этим в душе и повсюду брал с собой фото сына. Ещё тяжелее переживала беду его жена. И, несмотря на разрыв отношений с Буниным, не давала согласия на развод и сама замуж вновь не выходила.
…Поброди же в последние дни По аллее, давно молчаливой, И с любовью и с грустью взгляни На знакомые нивы. В тишине деревенских ночей И в молчанье осенней полночи Вспомни песни, что пел соловей, Вспомни летние ночи И подумай, что годы идут, Что с весной, как минует ненастье, Нам они не вернут Обманувшего счастья…
(«Осыпаются астры в садах…»)
И, наконец, о последнем серьёзном увлечении Ивана Алексеевича, уже за границей. Париж и встреча с начинающей писательницей Галиной Кузнецовой.
И это была взаимная настоящая любовь. Бунин понял, что не сможет уже без неё жить, и позвал её в свой дом в Грассе, однако же и не обрывая узы с женой, Верой Николаевной. Надо думать, какие бури бушевали всё это время в трёх близких сердцах!
Познал я, как ничтожно и не ново Пустое человеческое слово, Познал надежд и радостей обман, Тщету любви и терпкую разлуку С последними, немногими, кто мил, Кто близостью своею облегчил Ненужную для мира боль и муку, И эти одинокие часы Безмолвного полуночного бденья, Презрения к земле и отчужденья От всей земной бессмысленной красы.
(«В полночный час я встану и взгляну»)
И.А. Бунин и В.Н. Муромцева
Революцию Бунин не смог ни понять, ни принять. Современность, разрушающую милую его сердцу старину, нравственные устои народа, он встретил более чем холодно и уехал за границу. Но и там русский писатель «шумел», по его же словам, «своему бору», то есть нам с вами. И очень надеялся, что его поэзия станет необходимой потомкам, как воздух родины. А родина для Бунина – это прежде всего природа и человек, любящий её.
Осень листья тёмной краской метит: Не уйти им от своей судьбы! Но светло и нежно небо светит Сквозь нагие чёрные дубы, Что-то неземное обещает, К тишине уводит от забот — И опять, опять душа прощает Промелькнувший, обманувший год!
Светло и нежно светит нам до сих пор талант Ивана Алексеевича, умеющего так много, так щемяще тонко сказать в пейзажной, казалось бы, зарисовке! А как понимал он, как чувствовал русский язык! К примеру, название церкви «Спас-на-бору», по его признанию, и волнует, и восхищает древностью, кровным родством с Русью. Ради одного-единственного слова «опевают» он пишет рассказ «Петухи», где сияет фраза: «…петухи опевают ночь».
Нет поэта, который бы не предлагал свою формулу счастья. Не исключение и Бунин. У него счастье – это не удача, не подарок судьбы, это готовность души воспринять то прекрасное, что дано всем от Бога.
О счастье мы всегда лишь вспоминаем. А счастье всюду. Может быть, оно — Вот этот сад осенний за сараем И чистый воздух, льющийся в окно. В бездонном небе легким белым краем Встает, сияет облако. Давно Слежу за ним… Мы мало видим, знаем, А счастье только знающим дано.
Бунин всю жизнь стремился к совершенству в творчестве. Но редкий случай, когда, будучи ещё молодым литератором, он берёт высоту, что мало кому по силам.
Речь идёт о переводе «Песни о Гайавате» Генри Лонгфелло, опубликованном на страницах «Орловского вестника» в 1896 году. За эту блистательную работу Бунин получил звание Пушкинского лауреата, а также почётного члена Российской академии наук. И то, что мы по сегодняшний день читаем эту поэму в переводе Ивана Алексеевича, говорит об очень многом.
Он будто спорил с тем, что «мысль изреченная есть ложь». И брал в плен книгочея – без боя, только высоким своим искусством, где каждое слово было согрето истинной любовью и потому дышало, как живое. Волшебное это
