Вспоминая эту и последующие наши частые поездки в Киль, не могу не упомянуть о гостеприимном и радушном нашем консуле. В Киле, как в военном порту, штатного консула не полагалось, и эти обязанности исполнял крупный пароходовладелец Дидерихсен.
Много приятных часов провели мы на его вилле Форстек под Килем. Вилла эта огромной красивой террасой выходила на море, а с остальных трех сторон была окружена большим садом. С террасы и из окон двухэтажной виллы видна была яхта Дидерихсена, тоже «Форстек», с дымящейся трубой, всегда готовая к отплытию.
Во время наших приездов в Киль Дидерихсен и его жена давали ежедневно обеды. Никто так не умеет веселиться, как моряки, а тут их бывало всегда очень много: и старые почтенные адмиралы, и элегантные морские офицеры, и их жены. Все мы весело проводили вечера в гостиных дидерихсеновского дома. Самым красивым помещением виллы был зимний сад, где мы пили послеобеденный кофе, забывая, когда дело было зимой, о стуже на дворе.
Как-то я спросила Дидерихсена, почему он в помощь своей прислуге нанимает во время больших обедов лакеев со стороны, когда на его яхте, тут же рядом, лакеи бездействуют. На это Дидерихсен мне ответил, что яхта у него на то и существует, чтобы быть всегда готовой к походу:
– У меня не только люди всегда наготове, но и запас провизии на яхте должен всегда быть на несколько дней плавания. Ведь если кто-нибудь из моих гостей вдруг захочет сейчас совершить морскую прогулку, мы через десять минут будем уже на яхте, с поднятым якорем, и будем весело плыть по волнам.
И действительно, гостеприимство Дидерихсены оказывали такое же широкое на своей яхте, как и на своей вилле.
За время нашей жизни в Германии мы неоднократно совершали прогулки на этой яхте, и даже иногда без хозяев, так как любезность нашего консула доходила до того, что он предоставлял яхту в наше распоряжение, когда приезжал к нам кто-нибудь из наших родных и друзей.
В один из ближайших после нашего возвращения с Kieler Woche в Берлин дней нас ожидала большая радость. Вдруг, совершенно неожиданно, открывается дверь в кабинет, где мы оба сидели, и входит папа. Мы сразу ничего понять не могли и, даже не здороваясь, растерянно смотрели на него.
Когда прошло первое удивление, папа рассказал, что приехал из Штеттина, куда прибыл с детьми на яхте «Алмаз». Государь на это лето, оказывается, предложил папа, в виде отдыха, совершить более длительное путешествие на большой яхте «Алмаз». Мы слышали неопределенно об этом плане, но точно ничего не знали, так как держалось все в большом секрете, чтобы никто не узнал о присутствии папа на яхте.
Придя в Штеттин, мой отец решил нам сделать сюрприз и неожиданно, как это любил делать его отец, явился к нам. Мы провели с ним хороший день. Он, как ребенок, радовался возможности свободно гулять по улицам, заходить даже с нами в кафе, казался молодым – и был таким веселым, каким я давно его не помнила.
Вся остальная семья была уже в Штеттине на яхте, и вечером того же дня мы с папа поехали туда же и пошли с ними из Штеттина в Гамбург, делая большой круг через датский порт Ниборг.
Присутствие папа на яхте было обставлено большой тайной, и, несмотря на все старания штеттинских портовых властей узнать имя почетного путешественника, им это не удалось. То же было в Ниборге.
Интересен был путь через Кильский канал. С палубы корабля вдруг, вместо привычного вида моря, разворачиваются перед глазами мирные пейзажи – луга, леса, пасущиеся на пастбищах коровы, и, так как канал весьма узок, все это проходит от корабля совсем близко. Поражают мосты, переброшенные через канал. Они так высоки, что корабли проходят под ними со своими мачтами.
Инкогнито, позволявшее папа использовать свой отдых, очень радовало его. В портах он съезжал на берег. В Гамбурге посещал театры, осматривал город, ходил по магазинам и был все время в самом радостном настроении.
Но счастье это оказалось кратковременным. Из Гамбурга мой муж был вызван послом в Берлин, где узнал, что император Вильгельм был кем-то оповещен о присутствии на яхте русского премьера и через нашего посла выразил желание непременно с ним свидеться. Вернувшись с этим известием в Гамбург, мой муж передал папа о желании германского императора.
Но папа решительно отклонил это предложение, сказав, что он поставил себе за правило не вмешиваться в иностранную политику России, будучи уже занят выше сил внутренним упорядочением страны, столь расшатанной последними тяжелыми годами. И чтобы избежать возобновления подобного предложения, папа в тот же вечер ушел на «Алмазе» в норвежские фиорды.
Мой отец считал, что свидание его с самым предприимчивым монархом Европы, человеком с на редкость живым характером, способным принимать самые неожиданные решения, могло принести больше вреда, чем пользы.
Императору же Вильгельму очень хотелось познакомиться со знаменитым министром, сила воли и умение которого остановили революцию в России и звезда которого сияла ярким блеском на политическом горизонте.
Узнав об отбытии «Алмаза» из германских вод, император дал распоряжение своему флоту найти яхту. Задача эта великолепно поставленным германским флотом была скоро выполнена, и император Вильгельм пустился на своей яхте «Гогенцоллерн» вслед за «Алмазом». Но мой отец от принятого решения не отказался и систематически избегал во время своего плавания встречи с императором.
Пропутешествовал папа на этот раз долго и в августе, отдохнувший и бодрый, вернулся в Штеттин, куда мы снова выехали свидеться с моими. Наташе тоже морской воздух принес пользу – она порозовела и пополнела, но ходить ей было все же очень трудно, и мои родители решили, по совету докторов, отправить ее на зиму в ортопедический институт знаменитого профессора Гессинга, в Гёггинген, куда ее и повезла мама. Мы же с папа пошли на «Алмазе» в Либаву.
В Либаве произошел забавный случай. В ожидании съезда папа на берег вся полиция была поставлена на ноги, и тревогам и волнениям полицмейстера, очевидно, не было пределов. Все ждали, что папа поедет в город в автомобиле или коляске командира порта. Вместо этого он скромно поехал с нами из порта императора Александра III, где стоял «Алмаз», на трамвае. Мы много гуляли по городу, заходили в магазины, пили чай в кургаузе и уже с темнотой возвращались в трамвае же в порт, где по дороге услышали следующий разговор двух против нас сидящих полицейских:
– Ну, слава богу, день миновал благополучно. Столыпин на берег так-таки и не съехал – теперь и отдохнуть можно.
Папа, смеясь глазами, сделал нам знак молчать, а по приезде на яхту отдал приказ с благодарностью полицеймейстеру за образцовый порядок в городе, который он подробно осмотрел.
