— С утра ты ничего не ел. Попробуй, какие вкусные хинкалы я тебе приготовила.
Сулейман рассердился. Он вскочил с места и закричал на свою старательную жену:
— Вечно ты мне мешаешь работать!
— Но ты же лежал и ничего не делал. Я думала…
— Нет, я работаю. И больше мне не мешай. Оказывается, и правда, в этот день Сулейман сочинил свое новое стихотворение.
Итак, поэт работает, если даже лежит и смотрит в небо.
Писал поэт стихи жене:
"Ты свет мой, и звезда, и зорька,
Когда ты рядом — сладко мне,
Когда тебя не вижу — горько!"
Но вот жена — звезда и свет
Явилась, встала у порога
"Опять ты здесь, — вскричал поэт,
Дай мне работать, ради бога!"
Перевел Н. Гребнев
Отец мне рассказал. Великий певец любви Махмуд был в гостях у одного почтенного человека. Были и еще гости. До полуночи поэт услаждал всех собравшихся своими песнями. Потом разошлись спать. Махмуду отвели лучшую кунацкую комнату. Хозяин поставил таз и кувшин для омовения, пожелал спокойного сна и ушел.
Утром, боясь, как бы Махмуд не проспал часы утренней молитвы, хозяин робко заглянул в комнату Махмуда. Он увидел, что поэт и не думал ложиться спать. Сидя на корточках на ковре, он писал стихи о любви, бормоча их вслух.
— Махмуд, настал час утренней молитвы, брось стихи и молись!
— Это и есть моя молитва, — ответил Махмуд.
Итак, поэт работает даже в часы молитвы.
Из записной книжки
Теперь я сам расскажу об одном аварском поэте. Я не буду называть его имени. Я не хочу, чтобы вы потом указывали на него пальцем и смеялись над ним. Ибо есть над чем посмеяться.
Поэт женился. Сыграли свадьбу. Гости разошлись, оставив новобрачных одних в комнате, специально приготовленной для брачной ночи. Невеста возлегла на брачное ложе в ожидании жениха. Однако жених, вместо того, чтобы прийти к своей невесте, сел за стол и начал писать стихи. Всю ночь он писал стихи и к утру закончил длинное стихотворение о любви, о невесте, о брачной ночи.
Должны ли мы сделать вывод: "Итак, поэт работает даже в ночь любви?" Если бы я работал так же, как этот аварский поэт, у меня было бы книг в пятьдесят раз больше, чем сейчас. Но я думаю, что это были бы фальшивые книги.
Кто садится за стол, когда невеста открывает ему свои объятия, кто не откладывает в сторону перо и бумагу в присутствии красавицы, тот, по-моему, просто ханжа. Пусть он пишет в десять и двадцать раз больше, но не будет искренности в его словах.
Да, необходимо работать! Некий мудрец лег под деревом в ожидании, когда яблоко упадет ему в рот. Яблоко не упало.
Но больше работы и даже, может быть, больше таланта поэту необходима искренность — и перед всеми людьми, и перед самим собой.
Говорят: храбрец или в седле, или на земле.
Говорят:
— Что самое отвратительное и уродливое на свете?
— Мужчина, дрожащий от страха.
— Что еще уродливее и отвратительнее?
— Мужчина, дрожащий от страха.
"Мудрец великий должен быть имамом",
На сходе предлагал седой наиб.
"Храбрец великий должен быть имамом",
Наибу возражал другой наиб.
Наверно, проще править целым светом,
Чем быть певцом, в чьей власти только стих,
Поскольку надо обладать поэтам,
Помимо этих, сотней свойств других.
Перевел Н. Гребнев
Аварцы рассказывают. Из века в век правда и кривда идут рядом. Из века в век спорят они между собой, кто из них нужнее, полезней и сильнее. Ложь говорит — я, а правда говорит — я. Нет конца спору.
Однажды они решили идти по миру и спрашивать у людей. Ложь бежала впереди по узким кривым тропинкам, в каждую щель заглянет, в каждой дыре понюхает, в каждый закоулок своротит. Правда шагала с гордо поднятой головой только по прямым, широким дорогам. Ложь беспрерывно хихикала, правда же была задумчива и печальна.
Много обошли они разных дорог, городов, аулов, побывали они у королей, у поэтов, у ханов, у судей, у торговцев, у гадалок, среди простого народа. Где появлялась ложь, там люди чувствовали себя свободней и легче. Они смотрели в глаза друг друга, смеясь, хотя в эту самую минуту обманывали друг друга. И знали, что обманывают друг друга. Но все равно им было беззаботно и легко, и они не стеснялись обманывать друг друга и говорить неправду.
Когда же появлялась правда, то люди мрачнели, они отводили друг от друга взгляды, опускали глаза. Люди хватались за кинжалы (во имя правды), обиженный поднимался на обидчика, покупатель нападал на торговца, простолюдин — на хана, хан — на шаха, муж убивал жену и ее любовника. Лилась кровь.
Поэтому большинство людей говорили лжи:
— Не уходи от нас! Ты нам лучший друг. С тобой нам проще и легче жить! А ты, правда, приносишь нам одно беспокойство. Нужно думать, нужно болеть душой, нужно страдать, нужно бороться. Разве мало погибло из-за тебя молодых бойцов, поэтов, рыцарей?
— Ну что, — говорила ложь правде, — видишь, что я нужнее и полезнее. Сколько домов мы обошли, и везде приветствовали меня, а не тебя.
— Да, много мы обошли обжитых мест. Пойдем теперь на вершины! Пойдем спросим у чистых холодных родников, у цветов, растущих на высокогорных лугах, у снегов, сияющих вечной незапятнанной белизной.
На вершинах живут тысячелетия. Там живут вечные и праведные деяния героев, богатырей, поэтов, мудрецов, святых, их мысли, их песни, их заветы. На вершинах живет то, что бессмертно и не боится уже ничтожной земной суеты.
— Нет, я туда не пойду, — ответила ложь.
— Ты что же, боишься высоты? Но ведь только вороны ютятся в низинах, орлы же парят выше самых высоких гор. Неужели ты считаешь, что вороной быть достойней, чем орлом? Да, я знаю, ты просто трусишь. Ты вообще трусишка! Ты споришь за свадебным столом, где льется вино, но боишься выйти во двор, где звенят не стаканы, а кинжалы.
— Нет, я не боюсь твоих высот. Но мне там нечего делать, потому что там нет людей. Мое царство внизу, где люди. Я безраздельно господствую над ними. Все они — мои подданные. Только некоторые смельчаки отваживаются противостоять мне и становятся на твой путь, на путь правды. Но таких людей — единицы.
— Да, единицы. Но зато этих людей зовут героями. И поэты слагают о них свои лучшие песни.
Притча о единственном поэте
Эту притчу мне рассказал Абуталиб. В некоем ханстве жило очень много поэтов. Они бродили по аулам и пели свои песни. Кто из них играл на скрипке, кто на бубне, кто на чонгуре, кто на зурне. Хан любил слушать песни в свободное от своих дел или от своих жен время.
