Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

недостойным политиком. Помните, как-то она писала, что герцоги Орлеанские - “это всё, что было и есть самого низкого во Франции после Гамбетты”. Недалеко то время, когда

она будет лить слезы и у его гроба.

История Франции 19 века далека от нас, мы и свою-то плохо знаем, поэтому надо сказать

хотя бы несколько поясняющих слов. Вот, например, Башкирцева пишет после посещения

Версаля 5 февраля 1879 года:

“Мы были в Версале в первый день президентства Гамбетты. Речь, им прочитанная, была

принята с энтузиазмом; и будь она еще хуже, она была принята так же. Гамбетта читал

дурно и отвратительным голосом. Он совершенно не походит на президента, и кто видел

Греви, спрашивает себя, что станет делать этот человек. Чтобы быть президентом,

недостаточно иметь талант, надо еще иметь особый темперамент. Греви президентствовал

с какой-то механической правильностью и точностью. Первое слово его фразы походило

на последнее. У Гамбетты есть усиления и ослабления, удлинения и укорачивания;

движения головой вверх и вниз... Словом, он или говорит несвязно, или он очень хитер”.

В современных изданиях к этому абзацу дается две сноски:

1. Леон Гамбетта (1838-1882) - премьер-министр и министр иностранных дел Франции в

1881-1882 гг.

2. Франсуа Поль Греви (1807-1891) - президент Франции в 1879-1887 гг.

Эти сноски мало чего объясняют. О каком президентстве Гамбетты идет речь в этой

записи? Кто из них президент? Греви или Гамбетта? Ведь президент все-таки один. Или

Мария Башкирцева ошибается? Выясняется, что нет. Она, как всегда, точна в своих

записях. Только пишет порой все-таки для себя, не думая о будущем читателе.

Дело в том, что лидер республиканцев Леон Гамбетта в это время, как сказали бы сейчас, шел на президента страны после вынужденной отставки предыдущего президента,

маршала Мак-Магона, героя Крыма, взявшего Малахов курган, и командующего

правительственными войсками, подавившими Парижскую коммуну, но в политическом

смысле Гамбетте было выгодней выставить другую, более умеренную кандидатуру от

республиканцев, так как его самого не все любили, и он выдвинул вместо себя Греви, стал, как тогда говорили, его “великим избирателем”. Кстати, Греви чаще всего звали Жюлем, его третьим именем. Сам же Гамбетта незначительным большинством голосов был избран

президентом палаты депутатов, то есть, говоря теперешним языком, спикером палаты. При

последующих правительствах, он играл роль теневого премьер-министра, что вызывало

раздражение в стане его противников. Лишь в 1881 году Жюль Греви поручил ему

возглавить кабинет министров, который продержался менее трех месяцев.

Башкирцевой нравится вертеться среди политиков, говорить о политике, думать о ней. И

надо сказать, что в политике она уже начинает разбираться. Как-то в мастерской, когда не

было натурщицы, Мусю усадили на стул посреди мастерской, и она позировала. В это

время пришел Жулиан и с удовольствием беседовал с ней о политике. Муся записала

после этого, что любит беседовать с этим тонким человеком. Тонкому человеку всегда

приятно беседовать с тонким. Ее наблюдения за политиками тоже довольно тонки, и

порою злы, не зря почти все они не напечатаны. Ведь эти политики в то время еще были

живы.

Дома с ней скандалят по поводу ее новых увлечений. Их вполне устраивает знатный и

богатый республиканец-аристократ, но никак не могут устроить идеи республиканцев. Она

и сама не так давно пародировала их речи в палате.

“Моя семья кричит, что все республиканцы - крестьяне. Когда им говоришь “Республика”, они отвечают, что это прежде всего грязное белье, черные ногти, еда без скатерти, сморкание без платка. А кроме того, дамам не положено спорить о политике; учитывая

воспитание, которого они не получают, они совершенно невежественны; и это относится

не только к моим домашним, но и к 9/10 всех женщин”. (Неизданное, запись от 17

сентября 1879 года.)

Жозеф Арно де л’Арьежа, который вызывает ее особенный интерес, становится

постоянным объектом ее наблюдения. Как мы уже говорили, он секретарь спикера палаты

депутатов Леона Гамбетты, перед ним все заискивают, ищут его внимания, чтобы через

него добраться до босса:

“Все стремятся ему угодить. Герцог де ля Рошфуко-Бисаччья забрался в президиум, чтобы

поговорить с секретарем, как будто он не мог подождать, пока тот появится в проходе

амфитеатра, по которому этот молодой миллионер без конца проходит туда и обратно, потому что я редко видела, чтобы кто-нибудь так много двигался: поднимался, спускался, приветствовал депутатов всех партий, особенно правых аристократов, открывал и

закрывал ящики, перебирал бумаги”. (Неизданное, 29 марта 1879 года.)

Мы удивляемся, когда в нашей Государственной Думе поп-расстрига Якунин дерется с

клоуном Жириновским, а тот в свою очередь таскает за волосы депутатшу-эмансипэ, но

почитайте, как Башкирцева описывает французскую палату депутатов, и вам станет

понятно, что во все времена и во всех странах политики ведут себя схоже:

“Гамбетта очень взволнован, и с самого начала бьется за одно слово, которое в других

обстоятельствах означало бы не больше, чем простое требование порядка. Поднимается

такой шум, что зрители на трибунах встают, затаив дыхание; им представляется

уникальный спектакль: депутаты устремляются вниз амфитеатра и от словесных

оскорблений переходят к рукопашной; я своими глазами видела, как они толкались

локтями, дрались кулаками, и, может быть, даже давали друг другу пощечины. Кто-то

вмешался, увел наиболее разгоряченных, разнял дерущихся. Настоящая неразбериха. В это

время Кассаньяк, бледный, неподвижный, наблюдал за битвой с высоты трибуны. Тогда

поднялся Председатель, произнес несколько слов, которых не было слышно,

пожестикулировал и надел шляпу. Я никогда не видела ничего более ужасного, чем этого

человека в шляпе, которая была больше него. Я не знаю, отчего такое простое действие

придает человеку такой ужасный, зловещий вид, но этой надетой шляпе придается

большое значение и впечатление она производит сильное. Схватка продолжалась, и

зрителей попросили очистить трибуны”. (Неизданное, запись от 16 июня 1879 года.)

Кроме Жозефа Арно в ее жизни, вернее, в сфере ее чувственных интересов, появляется

еще несколько мужчин.