Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

еще несколько мужчин.

Прежде всего, это два брата, Божидар и Алексей Карагеорговичи. Имя Божидара часто

попадается в изданном дневнике, его даже “прокомментировали” в молодогвардейском

издании, решив, что это, вероятно, один из ее полтавских знакомых. Откуда горе-

комментатор взял, что в Полтаве встречаются имена, на самом деле, привычные у юго-

западных славян, мне неизвестно. Карагеорговичи были потомками легендарного Георгия

Черного, или Карагеоргия (кара - по-турецки “Черный”), который родился во второй

половине 18 века, происходил из бедной семьи, воевал в гайдуках против турок-

поработителей. В 1804 году возглавил Первое сербское восстание, в ходе которого стал

Верховным вождем сербского народа, провозгласив свой титул наследственным. После

поражения восстания в 1813 году Карагеоргий с семьей бежал в Австрию. Пришедшая ему

на смену династия Обреновичей правила на протяжении почти всего 19 века, за

исключением шестнадцати лет, когда князем Сербии был сын Карагеоргия Александр.

Остальное время Карагеоргиевичи были в изгнании, жили в Швейцарии, Франции,

Италии, породнились с русской царствующей фамилией, но было это все много позже,

после того, как в 1903 году они вернули себе сербский престол в результате дворцового

переворота. Королем Сербии тогда стал Петр I Карагеоргович. Мы не знаем степень

родства с будущим королем Сербии братьев Божидара и Алексея Карагеоргиевичей, но

они были из этого княжеского рода.

Божидар, как и Мария Башкирцева, был художником, личностью в Париже довольной

известной, как среди богемы, так и в светских кругах. Он умер в 1908 году. Его портрет

кисти Башкирцевой сохранился в Белграде.

Мария познакомилась с князьями Карагеорговичами на одном из курортов, знакомство

продолжилось и в Париже. Божидар был на год, а Алексис на четыре года младше Марии.

Она относилась к ним покровительственно-снисходительно, посещала с ними балы,

гуляла в Латинском квартале, где ела жареные каштаны и пробовала вишни в водке у

матушки Моро. И еще ездила с Алексисом на каток.

Кроме перечисленных персон, интересовал ее в это время и “архангел Габриэль”, по-

русски архангел Гавриил. Габриэль Жери служил атташе посольства в Брюсселе,

познакомились они у парижских знакомым Башкирцевых, месье и мадам Гавини, которые

не раз упоминаются в дневнике.

Вскоре, однако, Мария разочаровывается в Жозефе Арно. У него вид буржуа, говорит она, который все принимает всерьез. С таким скучно, с таким не проходят шутки, к которым

она привыкла. С другими отношения ровные, с ангелом Габриэлем, она хотела бы

дружить, будь сама мальчиком. Но архангел уезжает к месту службы в Брюссель,

начавшемуся роману не суждено сбыться.

“Оставшись в комнате, я плакала, потому что Архангел уезжает. Ну что ж, тем лучше, все

кончено. Ведь это могло плохо обернуться”. (Неизданное, запись от 13 января 1880 года.) В этом году она совершила короткое путешествие с братом Полем в Ниццу,

их часто принимали за мужа и жену, и она кокетничает, что это ее сокрушало, на самом же

деле это льстило ее самолюбию. Потом Поль вернулся в Россию и к концу года прислал

матери письмо, прося ее благословения на брак. Он собирался жениться на девушке своего

круга. И мать и сестра радуются этому браку. Но отец по каким-то причинам против него.

Муся отмечает в своем дневнике, что “Поль никогда не будет ничем иным, как

помещиком”. В 1900 году мы находим его имя в списке землевладельцев, то есть

помещиков. Башкирцева оказалась права на счет своего брата.

В марте следующего года, когда уже начиналось венчание Павла и его невесты, в церковь

ворвался его отец, потрясая письмом от епископа и требуя отложить венчание. Молодые в

отчаянье. Они вызывают в Россию мать, просят приехать Марию, надеясь, что она

поможет уговорить отца. В опубликованном дневнике остается только слабый намек на это

в записи от 12 марта 1880 года:

“И разве принесение в жертву моей живописи, моего честолюбия, разве это может

утешить или спасти Поля и его невесту?”

Никто в Россию не едет. У каждого свой интерес: у Павла - невеста, любовь, немного

земли и Полтава, он и так женится на своей невесте и станет, в конечном счете,

помещиком; у его сестры - искусство, которое для нее лишь средство для достижения

намеченной цели. Славы и только славы!

Глава шестнадцатая

ПАРИЖСКИЕ САЛОНЫ.

КАРЬЕРА ХУДОЖНИКА ВО ФРАНЦИИ

Как же достигалась слава в то время во Франции? Как она приходила к художникам?

Случайно? Или была какая-то закономерность, путь, дорога, которой следовало идти, чтобы этой славы добиться?

Конечно, дорога была. Попробуем ее проследить. Искусство в то время представляло из

себя почти официальную организацию, которая пользовалась покровительством

государства и имела четкую иерархию. В искусстве надо было делать карьеру, как в любом

социальном институте, подчиняясь тем правилам, которые были регламентированы

задолго до тебя, здесь тоже надо было подниматься по служебной лестнице, получая чины, звания и награды. Без этих атрибутов художник был ничто. Для достижения заветной цели

художник должен был всецело подчиниться священным принципам, которые

исповедовали его предшественники.

Служебная лестница начиналась со Школы изящных искусств, дальше следовали конкурс

на Римскую премию, которая присуждалась не только по части живописи, скульптуры и

зодчества, но и музыкальной композиции, далее следовало обучение во французской

Academie de Rome (Римской академии), поездка в Рим с обязательным посещением Виллы

Медичи, принятие картин в Салон, получение в Салоне отзывов и медалей, а после -

профессорская должность в Академии художеств, избрание в ее совет или даже, что,

впрочем, бывало чрезвычайно редко, даже во Французскую Академию, и наконец, орден

Почетного легиона, как окончательное признание твоих заслуг перед государством.

Достигшие социальных вершин художники представляли из себя некое корпоративное

братство, называя друг друга “дорогие мэтры”. “Дорогие мэтры” на социальной лестнице

достигали уровня высокопоставленных государственных чиновников. Не зря и сами

высокопоставленные чиновники становились членами Французской Академии или

Академии моральных и политических наук, тем самым социальный статус их становился