отношениях, а затем и разрыв царя с Ординым-Нащокиным, направлявшим вектор внешней политики на север, к балтийским берегам. С 1671 года и далее, вплоть до кончины Алексея Михайловича, Артамон Сергеевич Матвеев — «ближний боярин», глава Посольского и Малороссийского приказов. Получив эти высокие полномочия, он повел дело к присоединению «естественной ветви к приличному корню», то есть вытеснению Речи Посполитой, а с ней и католической церкви с правобережья Днепра. Однако добиться каких-либо серьезных подвижек в этом вопросе ему не удалось, как и привлечь на сторону Руси европейские страны. С целью помешать экспансии Османской империи на Украину Матвеев пытался образовать антитурецкий союз, отправив на переговоры в Европу видных дипломатов того времени — Украинцева, Тяпкина, Виниуса. Их «челночная дипломатия» также оказалась безуспешной.
Смерть Алексея Михайловича обернулась для Матвеева ссылкой. Последние шесть лет жизни он провел в изгнании, едва выживая в северной глуши, в Пустозерске. Когда же опала закончилась, едва вернувшись в Москву, Матвеев оказался в эпицентре разгоравшегося стрелецкого бунта. Возникшая перепалка с явившимися в Кремль лидерами стрельцов спровоцировала кровавую драму — он был сброшен с кремлевского крыльца на копья бунтовщиков. Свидетелем его гибели, в числе других, был и десятилетний царевич Петр Алексеевич.
* * *
Федора Михайловича Ртищева (1625–1673) некоторые иностранцы называли «министром двора». Другие считали его другом и фаворитом царя, третьи — всего лишь царским секретарем. Ртищев в истории царствования Алексея Михайловича предстает во многих ипостасях, однако наибольшее внимание исследователи его жизни уделяют подвижнической, благотворительной деятельности. В самом деле, из всего, чему посвящал себя этот высокопоставленный чиновник, наибольший смысл и высшую ценность обрело его бескорыстное стремление делать добро, помогать нуждающимся. Где бы он ни обитал, какой бы сложности задачи и проблемы его ни обступали, Ртищев находил силы, ресурсы, время для оказания помощи там, где видел в этом необходимость. А необходимость помощи людям давала о себе знать повсеместно.
Ртищев выделял деньги на выкуп тех, кто удерживался в татарском плену, обустраивал богоугодные заведения, убежища для страждущих и калек, направлял доступные ему средства в местности, пораженные голодом. Он пытался придать благотворительной деятельности масштабный характер, поскольку нужда, бедность, страдания были повсеместным явлением русской жизни. Он основал за свой счет первый «особый дом», некое подобие пункта скорой помощи, куда с московских улиц свозили нищих, калек, пьяниц, а затем и другой дом для увечных, слепых, неизлечимо больных, получивший известность как «больница Федора Ртищева». Своим присутствием у трона Ртищев подчеркивал «тишайшие» достоинства царя, подвигая его на многие деяния в пользу бедных.
Предаваясь описанию благотворительной деятельности Ртищева, историки имперского периода сознательно уводили в тень ту роль, которую он играл в государственных делах. Между тем Ртищев в силу своего положения оказывался в эпицентре проблем, которые так или иначе выдвигались на передний план. Он оставался правой рукой самодержца во всех явных и теневых деяниях его царствования. Ртищев входил в число «ревнителей благочестия», был близок к Аввакуму и Никону. Отдавал себя церковной реформе по сценарию, определенному сверху, безуспешно вмешивался в урегулирование на Украине, делал все возможное, чтобы провозгласить Алексея Михайловича царем «Великой, Малой и Белой Руси», проявлял настойчивость в попытках возвести его на польский королевский престол.
В чине постельничего Ртищев как один из самых близких к царю людей оставался в круге всех проблем, которые так или иначе беспокоили царствующую особу. При этом он, насколько мог, стремился облагородить облик Тишайшего, вовлекая его в многочисленные благотворительные акции. В то же время Ртищев стоял у истоков создания приказа Тайных дел и управлял им до конца жизни. Это он, «милостивец» сирых и убогих, утверждал суровые приговоры тем, кто всего лишь непочтительно отзывался о царе, боярстве и церкви. Он же в силу непросвещенности, неспособности здраво осмыслить чужой опыт продвинул идею денежной реформы, породившей Медный бунт с его кровавыми последствиями. Судьба Ртищева, как и других его видных современников, воплотила как духовные искания, так и те заблуждения, какие могла вобрать в себе непросвещенная, не наделенная должным опытом и знаниями «добрейшая русская душа».
* * *
Долгое царствование Алексея Михайловича вместило в себя немало других деятельных, умных, самоотверженных людей, с честью служивших Отечеству. Одни из них сумели одолеть просторы Сибири, тем самым включив в хозяйственный оборот таившиеся там огромные ресурсы. Другие, жертвуя собой, пытались на пределе сил направлять свой талант и энергию на то, чтобы сделать Русь такой, какой этого требовало наступающее время, однако их жизни, энергию, талант целиком поглощала борьба за сохранение устоев государственности.
Век Алексея Михайловича — время жестокое, противоречивое, пора бьющих через край драматических событий, противостояний, конфликтов. Тем, кто оказывался в их эпицентре, приходилось искать и находить решения вдали от кремлевских коридоров. Там, в полевых условиях, где разворачивались главные события, происходили сражения, обнажались конфликты, управляющей элите необходимо было самостоятельно вырабатывать стратегию действий, находить выход из безвыходных ситуаций. «Ротация» начальствующих лиц, их сменяемость предопределялась стечением обстоятельств, их востребованность порой не зависела от способностей, готовности соответствовать порученному делу. Принадлежность к именитому роду, древность фамилии выступали гарантом достоинств личности, знаний, таланта, умения решать задачи на любом участке государевой службы. Особенно ценились такие, кто, подобно Хованскому, без раздумий изъявлял готовность беспрекословно служить, где прикажут. Такие люди готовы были возглавлять приказы, управлять воеводствами, водить полки в сражения, председательствовать на дипломатических переговорах. При этом одинаково успешно справляться с теми или иными проблемами редко кому удавалось. Назначения, противоречащие логике, а порой и здравому смыслу, определяли уровень доверия власти тому или иному деятелю, а единожды достигнутый успех гарантировал право на дальнейшее восхождение по властным ступеням…
Архаичная система государственных институтов при отсутствии реформ продолжала сковывать управленческий процесс, все более обнажая свою уязвимость. Размах событий, их трагический исход убеждал — дельных исполнителей, готовых к тому, чтобы своевременно, адекватно реагировать на подступающие проблемы, обеспечивать их преодоление, остро не хватает. Элита, погрязнув в местнических счетах, все более оказывалась не в состоянии пополнять правящее сообщество людьми, наделенными умом, образованностью, талантом. Жесткий диктат обстоятельств в конечном счете вынуждал власть в исключительных случаях отставлять в сторону знатных бояр, невзирая на их безусловное право главенствовать везде и во всем. Нужны были люди иной генерации, способные ставить заслон череде недальновидных решений, бессмысленных жертв, умевшие находить выход из тупиковых ситуаций, избавлять власть от топтания на месте. Ответом на эту потребность и стало, вопреки непреложным установкам времени, выдвижение Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина в высший эшелон государственного управления.
Глава седьмая
ОПЕРЕДИВШИЙ ВРЕМЯ
Наиболее плодотворный
