Однако обещания царских милостей не прельщали Кучума. Сын степей, он слишком высоко ценил волю. Свое последнее письмо воеводам Кучум адресовал так: «От вольного человека, от царя боярам поклон!» Хан желал узнать у воевод, нет ли указа насчет него от царя из Москвы. Он явно ничего не знал о царской «опасной» грамоте и добивался некоторых практических уступок. «Прошу у великого князя у белого царя, — писал он, — Иртышского берегу, да и у вас, у воевод, бью челом, того же прошу».
В последние годы жизни Кучума мучительно преследовали мысли о поражениях, покончивших с его счастливым царствованием. Он не раз вспоминал Ермака. И в своем последнем письме Кучум упомянул его имя. «А от Ермакова приходу и по ся места пытался есмя встречно стояти, — сокрушенно признавал он, — а Сибирь не яз отдал, сами естя взяли; и ныне попытаем миритца, либо будет на конец лутче».
Кучума удручали старческие немочи. Он стал слепнуть и пытался помочь беде, выписав снадобье для глаз из Бухары. Однако бухарский посольский караван попал в руки к русским, и хан смиренно просил воевод вернуть ему конский вьюк из захваченной «рухляди». «Очи у меня больны, — писал старец, — и с теми послы были зелия, да роспись тем зельям…»
Кучум пытался убедить воевод в своем миролюбии. Но он отказывался послать в Москву сына, что подрывало доверие к его словам.
В 1597 году Кучум собрал ясак с нескольких тарских волостей. Вскоре прошел слух, будто он готовит набег на Тару.
В августе 1598 года помощник тарского воеводы Андрей Воейков отправился в Барабинские степи, чтобы отыскать Кучума и разгромить его. При воеводе находились голова Черкас Александров, ратные люди, казаки, служилые татары, всего 400 человек. Ермаковский атаман возглавил поиск в двух «волостях», только что «отведенных» от Кучума. Захваченные им «языки» показали, что хан кочует на Черных водах и при нем находятся «в собранье» 500 татар да еще 50 бухарских торговых людей. Захваченные в плен татары подтвердили, что Кучум откочевал на Обь и собирает отовсюду людей, чтобы идти войной на Тарский городок.
Вести встревожили воеводу. В двух днях пути от кочевий Кучума было замечено сосредоточение воинов-калмыков — пять тысяч человек. Намерения их оставались неизвестными.
Воейков решил не терять времени. Ратные люди шли днем и ночью. Наконец на рассвете 20 августа они приблизились к ставке Кучума. Побоище началось на заре и закончилось в полдень. Несмотря на то, что при Кучуме было 500 воинов, тогда как у воеводы лишь 400, татары потерпели сокрушительное поражение. В бою погибли брат и двое внуков Кучума, шесть князей, 15 мурз и «аталыков», 150 человек ханской гвардии. Около 150 татар погибли при отступлении. В плен к русским попали пять младших сыновей Кучума, восемь цариц из его гарема, пять высших сановников и 50 отборных воинов.
Кучума не было ни среди убитых, ни среди пленных. Одни говорили, что хан «в Оби реке утоп», другие — будто «Кучум в судне утек за Обь реку».
Действительно, хан в разгар боя бежал в небольшой лодке. Воейков пытался настигнуть беглецов, для чего наскоро соорудил плоты. «Плавал я, — писал воевода в Москву, — на плотах по Оби и за Обью рекою, по лесам искал Кучума и нигде не нашел».
Кучум вновь ускользнул от погони. Вскоре к нему «прибежали» трое старших сыновей и 30 воинов.
Выждав время, хан вернулся на место битвы и в течение двух дней хоронил убитых, а потом послал гонца к мурзе Кожбахтыю в соседнюю волость, прося лошадей и платье, «чем бы ему мочно поднятца». Мурза прислал ему коня и шубу, а затем сам прибыл к Оби и предложил Кучуму свидеться. Хан не стал дожидаться мурзу и ночью бежал прочь.
С наступлением осени 1598 года тарские воеводы вновь предложили Кучуму поступить на государеву службу, обещая вернуть жен и детей и пожаловать «царским жалованьем». При Кучуме не осталось ни одного писца, и он передал ответ воеводам на словах: «…не поехал деи я к государю по государеве грамоте, своею волею, в кою деи пору я был совсем цел, а за саблею деи мне к государю ехать не по что, а нынеча деи я стал глух, и слеп, и безо всякого живота».
Кучум нисколько не сгущал краски, описывая свое бедственное положение. Он почти ослеп и оглох. Его покинули все, и бывший властитель метался по степи, не доверяя даже своим слугам. Любой мурза мог захватить его и выдать недругам.
Старшие сыновья давно отделились от отца, соседство с которым становилось все более опасным. Кучум смирился со своей участью, но часто сетовал о пленении своего кормильца («промышленника»), тридцатилетнего царевича Асманака: «Хотя бы деи у меня всех сыновей поимали, а один бы деи у меня остался Асманак и яз бы деи об нем ещо прожил, а нынеча деи я иду в Нагаи, а сына деи своего (Каная. — Р. С.) посылаю в Бухары».
Канай поддерживал отца до последней минуты, не желая покидать его. Но Кучум пожалел сына и отослал его в Бухару, где доживала свои последние годы мать царевича.
Бывший властитель Сибири держался в Барабинских степях, пока находил поддержку у ногайских мурз и при дворе бухарского правителя. Когда же он лишился войска и всего имущества, от него отвернулись и ногайцы, и покровители из Бухары. Гибель Кучума стала неизбежной.
С тех пор как кибитки царевича Каная скрылись за Обью, следы Кучума затерялись в степях. Прошел слух, будто хан пытался отбить стада у калмыков, но был настигнут ими и разбит. Окончательно лишившись всего, Кучум бежал в ногайские кочевья и был там убит.
Царевич Канай иначе излагал историю гибели своего отца. Канаю не довелось найти прибежище в Бухаре, и его переполняло негодование на интриги бухарского правителя. Царевич считал, что калмыки были лишь орудием в руках бухарцев, а ногайцы явились такими же жертвами последних, как и сам Кучум. По словам Каная, бухарцы, заманив его отца «в колмаки, оманом убили», и, кроме того, «у них в бухарех многих нагайских мурз, заманив оманом, побили».
С гибелью хана Кучума Сибирское «царство» прекратило свое существование.
* * *
После смерти Ермака молва о взятии Сибири разошлась по всей Руси. В казачьей среде в Сибири родились первые песни об удалом атамане. Одни ермаковцы вернулись в родные станицы на Волгу, Дон, Яик и Терек. Другие, продолжая дело Ермака, ушли далеко на восток к неведомому океану. Но куда бы они ни шли, они несли с собой давние «сказы».
В песнях Кирши Данилова Ермак приобрел черты былинного богатыря. Как некогда Илья Муромец сражался с враждебной Руси степной стихией, так и Ермак бьется и побеждает «царя татарского» и всю его силу.
Вольные казаки явились пионерами в освоении новых земель. Опережая правительственную колонизацию, они освоили «дикое поле» в Нижнем Поволжье, на Тереке, Яике и Дону. Поход Ермака в Сибирь был прямым продолжением этого движения. То, что первыми русскими поселенцами здесь стали вольные люди, оказало влияние на исторические судьбы Сибири. Преобладание народной колонизации привело к тому, что дворянское землевладение и крепостное право никогда не утвердились на сибирской окраине.
