Французские протоколисты всегда были очень жесткими, с ними трудно было договариваться. Но после визита Миттерана, когда мы сделали все, что в человеческих силах, чтобы обеспечить ему максимальный комфорт, когда мы делали для него максимально короткие проходы, в любую минуту находили стул, кресло, обеспечивали врачебную помощь, они очень высоко оценили нашу работу и по сегодняшний день относятся к нам с искренней признательностью.
Визиты готовятся порой не месяцы, а годы. Для того чтобы выйти на решение советско-китайских вопросов, связанных с пограничным урегулированием, состоялось 22 встречи на различных уровнях. Шаг за шагом, терпеливо переговорщики шли к тому, чтобы наконец появилось решение, устраивающее обе стороны. Вначале все насущные вопросы суммируются и начинается их проработка на уровне начальников региональных отделов, затем подключаются заместители министра иностранных дел и только потом встречаются министры.
В каждом конкретном случае нужно смотреть, по какому пути идти: по пути выявления общих интересов или разрешения разногласий. При этом стороны обязательно обмениваются мнениями относительно всех важнейших международных проблем.
По странному совпадению первый официальный визит у Горбачева был в 1985 году во Францию, и последняя его поездка за рубеж, уже в качестве президента СССР, тоже была во Францию. Сегодня совершенно очевидно, что уже в этой первой поездке было излишне много благостности и восторгов. За рубежом их вообще было значительно больше, чем дома. Здесь перемены тормозились. И хотя Горбачеву удалось освободиться от некоторых ретроградов и вывести их из состава ЦК, реформирование шло очень тяжело. А зарубежные поездки настраивали на другую волну и временами затрудняли анализ истинного положения вещей. То же позднее повторилось и в поездках Бориса Николаевича. На Западе оценивали перестройку, демократизацию страны только с точки зрения прав человека, сильная Россия никому не была нужна.
Но были и сдерживающие обстоятельства. Во время визита Горбачева советское посольство в Париже пикетировалось. Мы знали, что вокруг нашего здания стоят специально нанятые люди, видели, как им деньги давали за то, что они кричали что-то антисоветское. Все крутилось вокруг нескольких вопросов: Афганистан, диссиденты, права человека. Переговоры Горбачева с Франсуа Миттераном были очень длительными и тяжелыми. Правда, из графика мы не выбились и даже подписали довольно объемный пакет документов после того, как на переговорах наметился прорыв.
Жак Ширак был тогда мэром Парижа. Его выступление в мэрии с перечислением все тех же претензий Запада к Советскому Союзу мы восприняли как исключительно враждебное. Теперь, когда прошло время, стало очевидным, что ничего особенно обидного для нас он не сказал. Тем более что с Миттераном у нас к тому времени сложились вполне добрые отношения.
В 1989 году 6–7 октября мы были с Горбачевым на 40-летии ГДР в Берлине. Стену при нас, слава богу, не сносили, но принимали нашу делегацию с каким-то исступленным восторгом. Было даже не по себе: на трибуне стоял Хонеккер, а внизу шла толпа, скандировавшая: «Горби! Горби!» Люди тем самым отдавали дань нашей перестройке. Было очевидно, что перемены грядут, и очень скоро. Может быть, когда Михаил Сергеевич все это увидел, он еще раз удостоверился в том, что не стоит препятствовать объединению Германии. Другое дело, что мы не сумели защитить свои интересы, интересы нашей армии, которая там стояла. Каких-то обещаний не запротоколировали, поверили на слово. Точно так же немного позже, при обсуждении с Кравчуком и Шушкевичем, Ельцин поверил в их намерение жить в едином экономическом пространстве. О НАТО тогда вовсе никто не вспомнил, а уж тем более не было и речи о том, что какая-то из бывших советских республик будет туда вступать. А едва разойдясь, стали враждовать из-за каждого дома, каждой госдачи.
1989 год был очень активным: у нас было 11 визитов в 11 стран. Были и ответные визиты, но не всегда. Например, в том году мы посетили Кубу, нас принимал Фидель Кастро. Однако его ответный визит по целому ряду причин не состоялся.
В конце 80-х — начале 90-х годов нам нечем было поддержать наших друзей. Но и ориентировать их с самого начала на нашу помощь было безответственно. Я пять лет работал в нашем посольстве на Кубе, с 1975 по 1980 год, и хорошо знаю, какие добрые чувства испытывал к нам кубинский народ. Мы тогда пытались развивать их экономику по нашим трафаретам, и никаких успехов в том не достигли. Жизнь была тяжелой, многие кубинцы правдами и неправдами стремились перебраться в Америку. Но и у тогдашней Кубы было немало хорошего. В Советском Союзе я не видел таких больниц, какие понастроили там к 1980 году. Не видел таких школ. Когда у нас случился Чернобыль, кубинцы несколько раз брали к себе на лечение и реабилитацию по тысяче человек, пострадавших в результате аварии.
Визиты Горбачева в страны Восточной Европы главным образом приходились на съезды компартий и заседания стран Варшавского договора. Диалог с руководителями братских партий у Михаила Сергеевича не сложился. Его никто не понимал и не поддерживал, кроме Ярузельского, но в Польше тоже была тяжелая обстановка, уже началось движение «Солидарности», на политическом горизонте появился Лех Валенса. Общего, единого движения братских компартий навстречу переменам тогда не получилось.
В 1991 году нас впервые пригласили на «семерку», которая проходила в Лондоне. Участвовать во встречах на высшем уровне, проводимых в таком формате, прежде нам не доводилось. Это было событие, мы к нему очень тщательно готовились. В соответствии с практикой того времени в Лондон полетела очень представительная делегация во главе с президентом СССР Михаилом Сергеевичем Горбачевым. Формула проведения «семерок» сложилась уже давно. Как правило, в ее заседаниях участвует «шерпа». Это слово часто применяется в международной практике последних лет, хотя взято оно из лексикона альпинистов. «Шерпа» — это тот, кто при восхождении несет на себе основной груз. Как правило, «шерпы» — министры финансов. Или премьер-министры. Прежде, бывало, приглашали министров иностранных дел, но теперь от этой практики отказались. В рамках этих встреч проводятся рабочие завтраки. Перед началом завтрака, в самый последний момент наш президент решил, что, помимо «шерпы», на завтраке должен присутствовать в недавнем прошлом секретарь ЦК, а на тот период помощник президента по экономическим вопросам Вадим Медведев. При этом Горбачев исходил из того, что стоит лишь попросить, и нам пойдут навстречу. При обычных двусторонних встречах в таких случаях мы сообщали об уточнении состава участников принимающей стороне, и проблем, как правило, не возникало. Но обычные правила не распространялись на схему проведения «семерок». Шеф протокола Министерства иностранных дел, опытнейший дипломат Владимир Иванович Чернышев доложил Горбачеву, что увеличить число участников невозможно. «Как это невозможно?! Договаривайтесь!».
