Наша тетя Голди и их дочь Ребекка навещали его в это время и тоже там погибли.
В гетто мы жили все рядом. На принудительных работах меняли свою одежду у литовцев на хлеб, но это длилось недолго; немцы конфисковали всю нашу одежду.
Двадцать четвертого октября 1941 года нацисты ворвались в нашу квартиру и выбили окна. У моей жены был шок, и она родила дочку. Это случилось ночью без света и без еды.
Двадцать восьмого октября 1941 года нацисты с помощью до зубов вооруженной полиции окружили гетто, отделили родителей от детей, стариков и старух, и одиннадцать тысяч евреев были отправлены на Девятый форт, где их всех расстреляли. Большинство детей бросили живыми в ямы.
Наша мать попала в эту группу, но мне удалось продлить ее жизнь до двадцать шестого марта 1944 года.
И так, за исключением Бэно, мы все жили вместе в гетто. Макс, Анна, их дочь Ребекка, Рувим и я ходили на принудительные работы.
Наши рубашки, одежду, обувь, белье и одеяла мы меняли на хлеб. И каждый день нас мучили физически и морально и держали в страхе смерти.
Двадцать восьмого сентября 1943 года пять тысяч евреев были депортированы в Эстонию. Наш брат Рувим, Бася и их дети были среди них. Несколько человек, которым удалось вырваться из Эстонии и быть освобожденными Красной Армией, сказали нам, что они все были убиты или сожжены. Это зависело от того, в какой лагерь они попали. Маленькие дети и старики были убиты на Каунасском железнодорожном вокзале, где дети были отняты у родителей. Во всяком случае, наш брат Рувим и его семья погибли там. Когда Красная Армия подошла к литовской границе, мы узнали, что гетто в Вильнюсе было сожжено, что люди из гетто в Chavel [2] были депортированы в Таураге и там убиты.
В нашем гетто они уже начали разделять нас на группы. Это была подготовка к немедленному уничтожению …
… ( Страница утеряна. – А.С.)…
… ее на ступеньках литовского сиротского дома под литовским именем. Директор этого детского дома был моим коллегой, с кем я работал в госпитале до войны. Я оставил ему твой адрес, а также Лео и семьи Брони с просьбой, чтобы после войны они с вами связались и рассказали о моем ребенке, о гетто.
В ночь на четырнадцатое декабря 1943 года я вытащил Броню и нашего ребенка из гетто и оставил его у детского дома, как было организовано. Нам негде было скрыться, и на следующий день мы прокрались назад.
Тем временем нацисты начали депортировать людей в лагеря. Нашего брата Макса, Анну и их дочку, которая выросла красивой девочкой, отправили в декабре 1943 года в лагерь Сканзе. В гетто остались наши родители, Ребекка, Самуил, Иосиф, Броня и я. Жену мою и меня они тоже хотели послать в Scanze, где был Макс. Так как наш ребенок был в литовском детдоме, мы решили сбежать, вместо того чтобы идти в лагерь. Мы знали, что лагерь или гетто подразумевает смерть. Мы также хотели увидеть еще раз нашего ребенка. Третьего января 1944 года мы вырвались. В течение нескольких дней мы прятались в подвалах у интеллигентов. Никто не хотел нас держать долго, и мы были обездолены и бездомны. Я узнал, что наш ребенок серьезно болен и умирает в детдоме. Директор посоветовал мне забрать ее, так как узнали, что она еврейка. Была зима, и мы были без денег, одежды и еды.
В любой момент нацисты могли поймать нас и застрелить.
Броня и я бродили по деревням в надежде найти хорошего человека, который захотел бы взять умирающего еврейского ребенка, но мы не могли найти такого.
Скитаясь по деревням ночью и по лесу днем, мы добрались до Кулаутувы. Недалеко от леса был крестьянин Кумпайтис (он помогал моим родителям переезжать летом). Мы спрятались в подвале рядом со свинарником.
По ночам мы получали еду. Тем временем я также нашел бедного рыбака, который приютил моего ребенка из детского дома. В течение четырех недель мой ребенок боролся за жизнь.
По ночам я шел пятнадцать километров лечить ее и делать ей уколы. Она была в Раундондваре [3] . В конце концов она поправилась и была там еще семь месяцев.
Двадцать шестого марта 1944 года нацисты забрали несколько тысяч детей и стариков. Среди них были наши родители. Они обрекли наших мать и отца на страшную смерть с другими стариками и несколькими тысячами детей в возрасте от двух до двенадцати лет. Перед тем, как я убежал из лагеря, я с ними попрощался и запомнил слова моего отца. Он очень страдал и всегда говорил, что хотел бы жить, чтобы увидеть разгром нацистов.
Мать страдала, но никак этого не показывала.
После страшного истребления детей, когда они взяли и наших родителей, в гетто осталось еще несколько тысяч евреев, среди них Ребекка, Самуил и Иосиф.
Как я тебе уже сказал, мой брат Рувим и его семья были в Эстонии, Макс и его семья – в Scanze (Сканзе). Я и моя жена прятались в лесах. Когда Красная Армия перешла границу Литвы, наша сестра Ребекка и ее семья с несколькими тысячами других евреев были посланы в Данциг, куда Макс и его семья были отправлены из его лагеря. Люди, которые прятались в подвалах гетто Слободки, были все сожжены, и там все еще лежат трупы.
В Литве восемьсот или девятьсот евреев спаслись, а остальных настигла страшная смерть.
Третьего августа 1944 года Красная Армия спасла нас. Мы забрали свою дочь у рыбака и нашли ее красивым и здоровым ребенком.
Это вкратце трагедия нашей семьи вместе с еще несколькими сотнями тысяч евреев. Я напишу тебе снова в ближайшем будущем подробно.
Я работаю в госпитале и зарабатываю относительно достаточно …
(Страница утрачена. Конец утерян. – А.С.)
Забрали меня в город не сразу. Я никуда не хотела уезжать. Держалась за юбку мамы Юли и говорила:
– День добрый пан, день добрый пани.
Как только мне начинали объяснять, что у меня есть еще другие родители, я рыдала. Только после нескольких их посещений маме Юле удалось оторвать меня от юбки. Родители рассказывали, что в первый же день после освобождения они пришли и увидели меня в саду. Я, перепачканная в соке, горстями запихивала в рот ягоды.
Они были счастливы. Поселились в том же доме, что и до войны, только в квартире напротив.
В прежней поселилась старая набожная сестра бывшей хозяйки всего этого дома. Сами хозяева уехали за город с глаз долой, дабы не быть сосланными в Сибирь. Они до войны были богаты. В квартире, куда меня привезли, в одной из комнат было два матраса, а в остальных двух только начищенный паркет и три картины Реймериса на стене, но родителей это нисколько не огорчало.
