В память об этих уроках сельскохозяйственной практики до сих пор сохранился у меня на руке шрам, оставшийся от пореза серпом.
На четвертый год начиналось преподавание сельскохозяйственной и политической экономии, тоже с практическими занятиями на ферме.
Две недели полагались на уход за молочным скотом, кормление, доение, уборку его, а также на уход за рабочими лошадьми. Затем — изучение сельскохозяйственного производства: сепарация и стерилизация молока, приготовление масла и т. п.
Мы принимали участие во всех работах по производству сельскохозяйственных продуктов, обучаясь, а затем и самостоятельно управляя большими машинами: жатками, сноповязалками, косилками, конными граблями, молотилками. Практиковались мы и в исполнении административных обязанностей, отбывая дежурства на ферме. Дежурный обязан был составлять наряды на работы, согласовывая их с руководством, контролировать выход учеников на работу и возвращение с нее.
Летом работали в две смены. Первая смена — с трех часов утра до семи, с перерывом до часа дня, и с часа до четырех-пяти часов дня; вторая смена — в промежуток между часами работы первой смены. На обед полагался общий для всех перерыв — с 12 до часу дня.
На некоторых работах каждый из нас имел в своем распоряжении 20–30 рабочих и должен был следить за качеством и количеством выполняемых работ.
Как видите, в царской России правительство, когда речь шла об интересах правящего класса, умело ставить дело серьезно и прочно…
В общем распорядке школьной жизни интересно отметить то, что он резко отличался от распорядка училищ другого типа. Ученикам нашего училища не возбранялось курить, но только в отведенном для этого месте. Не запрещалось читать газеты, журналы, книги любого содержания и направления, лишь бы они были «дозволены цензурой».
Стиль школы будущих сельских хозяев выдерживался во всем, от программы занятий и распорядка дня до одежды: сапоги, обязательно без калош в любое время года; серая суконная куртка и для торжественных случаев — черный мундирчик с петлицами; для улицы — шинель, а зимой — полушубок и к фуражке башлык.
Насколько начальство снисходило к вольностям учеников в части чтения или курения, настолько же жестоко требовало соблюдения всех правил ношения одежды, опрятности в костюме, благопристойности в поведении.
…Так на двадцатом году я подходил к новому периоду в моей жизни».
Наверное, это хорошо, когда человек начинает жить, сталкиваясь с трудностями, преодолевая их, когда именно в таких условиях происходит становление его характера, формирование его натуры.
Автор этой книги твердо убежден (и убедился на опыте своей жизни), что каждому молодому человеку нужна, необходима достаточно суровая — если хотите, спартанская — школа воспитания. Школа, в которой добрыми воспитателями выступают и суровость, и требовательность, и материальная ограниченность.
Крепкие, уверенно шагающие по земле люди вырастают в такой школе жизни!
…Годы учебы в Мариинке закончились. Первые полгода самостоятельной работы в дворянском имении (только после этого выпускник училища получал свой диплом). Казалось, достигнуто то, о чем мечталось. Мечталось — кому? Может быть, матери, родственникам, но не ему, молодому Ивану Бардину. Он не помышлял оставаться на всю жизнь в услужении у собственников российских поместий. Властно влекло к себе неведомое будущее.
Только учиться!
Работа в поместье была несложная, но не захватывала. Единственное, что потом с удовольствием вспоминал Иван Павлович, это… хорошую лошадь. За несколько месяцев он прекрасно выучился ездить верхом.
Как только ему был вручен диплом Мариинского училища, все мысли сконцентрировались на одном: надо учиться дальше. Путь был определен: Ново-Александрийский сельскохозяйственный институт.
Впервые ехал молодой специалист в западные губернии Российской империи. Орел, Брянск, Брест…
«Ново-Александрия, — писал он, — представляла собой небольшой городок, живописно расположенный на берегу р. Вислы и разделенный на три части: еврейскую — на самом берегу Вислы, польскую — фешенебельную часть, и русскую, где были размещены казармы и государственные квартиры Тульского и Белевского полков, казачьи сотни и артиллерийская батарея.
Город и деревни были совершенно не похожи на русские. Влияние Запада сказывалось на них весьма значительно. Повсюду были мощеные дороги, даже в деревнях. Самые деревни располагались вдоль шоссе, обсаженного большими тополями (оно сооружено еще при Наполеоне)».
Конкурсные экзамены закончились неудачей. По результатам он оказался 63-м по счету претендентом, а мест было только 60. Небезынтересным оказался разговор с директором института. Узнав, что проситель окончил Мариинское училище, он резко оборвал разговор, сказав, что ничем помочь не может. В тот же день, чуть позднее, обсуждая в кругу неудачников свой визит к начальству, Иван Павлович понял, откуда дул ветер. Незадолго до этого поступило распоряжение правительства: абитуриентам учебных заведений, в которых происходили забастовки учащихся, никаких льгот при поступлении не давать. А именно в этом отношении показали себя неблагонадежными ребята из Мариинки!
Снова надо было готовиться к поступлению в институт. Не отступать же! У Ивана Бардина уже явно формировалась столь необходимая в его положении черта настойчивость, упорство в достижении цели. Старания тетушки, ее материальная помощь и добрые советы сами по себе не могли вывести юношу туда, куда он стремился, — на широкую дорогу знаний, к делу, которое могло бы стать делом всей жизни.
Через год абитуриент снова предстал перед строгими членами конкурсной комиссии. А затем, когда экзамены закончились, произошел любопытный эпизод.
По комнатам, где размещались будущие студенты, прошли один за другим фуражечник, портной, сапожник.
— Что желает господин студент: пошить фуражку для института специально или выбрать готовую?
— Но я еще ничего не знаю!
— Я знаю… Вы приняты.
— Как?! Откуда вам это известно?!
— Вы приняты.
Возбужденный Бардин не знал, верить или не верить такому сообщению.
Но за фуражечником уже шел портной:
— Разрешите? Пану студенту необходимо иметь форменный мундир. Поздравляю вас, вы приняты.
Секрет открывался просто. Заинтересованные в заказах более ловкие портные и сапожники держали тесную связь с канцелярией института. За коробку конфет или флакон духов работающие там девушки сообщали о принятых сразу же после заседания ученого совета, еще до того, как результаты становились известны абитуриентам. Шили студентам, конечно, в кредит.
