В кабине "Урала" вместе с Витей помещалось еще четверо. Теснота было ужасной. Зато тепло. Планшетку Витя не снял, она давила ему в бок. Под сиденьем лежал вещмешок со всем, чем положено и мешался под ногами. Слева от лейтенанта сидел Логман, а справа - маленький сморщенный контрактник бандитского вида. Для начала Витя, как говорится, закемарил, потом очнулся и вгляделся в дорогу: она показалась ему незнакомой. Смутное чувство тревоги кольнуло слегка сердце, но лейтенант подумал, (сознание подбросило успокаивающую мысль), что ночью просто было плохо видно, поэтому-то он и не узнает дороги. Проносились мимо заснеженные поля, грязные черные лужи с разбитым льдом; уходили вдаль маленькие незнакомые поселки со стоящими вдоль улиц обитателями, привлеченными необычным зрелищем.
Неожиданно колонна остановилась. Из кабины был виден блокпост, стоящие темные фигуры широкоплечих ОМОНовцев. Внезапно контрактник очнулся:
-- Вот менты живут, да! Через пост проедешь с мандаринами - полмашины отдай. Через другой проедешь - еще полмашины. Так никакой торговли не сделаешь!
Вите неприятно было это слышать, но он уже закалился на службе и только подумал: "Не судите - да не судимы будете".
Сначала Поддубный решил, что это кратковременная остановка, но минуты шли, и постепенно Витя почувствовал, что домой они сегодня не попадут. И, с осознанием этого прискорбного факта, ни с того, ни с сего заломили колени. Ситуация становилась все отчаяннее, потому что боль росла, и, похоже, останавливаться на достигнутом не собиралась.
Следя за внутренними ощущениями, лейтенант и не заметил, как стемнело. Мимо машины прошагал Рустам, стукнул в дверь:
-- Витек! Жми вперед, получай сухпай на свои расчеты!
"Ну вот",- подумал Поддубный. - " И я на что-то пригодился".
Сначала выполз "бандитский" ваучер, затем сам Витя тяжело спрыгнул на землю - почувствовал облегчение в ногах, расправил бушлат под ремнем. "Какого хрена я еще подсумок на ремень повесил", - подумал лейтенант. "Надо снять планшетку и подсумок - тогда я стану уже, и мне будет легче сидеть". Это все он уже додумывал, подходя к "Уралу", где раздавали сухпайки.
-- Второй дивизион", - закричал Поддубный. - Третий, четвертый расчет!
Прапорщик наверху посветил фонарем в какой-то список, что-то черканул в нем и, отложив бумажку, выдал лейтенанту тушенку мясную, консервы рыбные и пару саек хлеба. Во время возвращения Витя внезапно почувствовал, что в темноте может не найти свою машину. Поддубный усиленно вглядывался в темные кабины, силясь разглядеть там хоть что-то знакомое, пытался вспомнить особые приметы своей техники (номер он и не запоминал даже - а зря!), и, наконец, шестым чувством, с глубоким облегчением, понял, что вот она. В кузове "Урала", тесно прижавшись друг к другу, выдавал зубостучащий репертуар расчет третьего орудия; а сразу же за этой машиной оказался автомобиль четвертого расчета. Поддубный раздал продовольствие под восторженные бурные крики чертовски голодного личного состава. Завершив этот акт милосердия, Витя вернулся на свое законное место: однако теперь уже он сам должен был сидеть у дверцы. Все лишнее с пояса лейтенант затолкал под сиденье и действительно, размещаться ему стало намного легче. Захотелось есть, (офицеры тоже люди, не так ли?). Но как только Логман открыл банку сайры, колонна тронулась.
Поскольку дорога оставляла желать лучшего, есть было весьма неудобно. Лейтенант пару раз в прямом смысле слова пронес ложку мимо рта. За стеклами кабины, кроме клочка пространства, освещаемого фарами, не зги не было видно. Поддубный потерял ощущение времени и тупо смотрел на светящиеся экраны приборов.
Колонна опять затормозила на каком-то шоссе. И как оказалось, надолго. Впоследствии Поддубный часто думал, что эта ночь была, пожалуй, самой тяжелой как для него самого, так и для его солдат. Шоссе простреливалось ледяным ветром насквозь, отойти от техники никто не решался, так как было совершенно неизвестно - будут они здесь стоять всю ночь или сейчас тронутся; костров не жгли по той же причине. Несчастные бойцы дико мерзли.
Впрочем, общая беда у Вити дополнялась и личной проблемой: у него так разболелись колени, что каждые десять минут ему приходилось выбираться наружу и стоять. Но через следующие десять минут он чувствовал, что леденеет. Тогда лейтенант опять лез в кабину и пытался уснуть. Иногда это удавалось, но от боли он все равно просыпался снова. В какой-то из моментов этих мучений в правую дверцу раздался отчаянный стук. Поддубный приоткрыл ее и увидел Серого. Вид его был ужасен: он трясся всем телом, и отчаянно сухими губами, с безнадежно тоскливым взглядом, бормотал скороговоркой:
-- Я болею ведь! Я же умру! Пустите меня погреться, пожа-а-луйста!
Как ни поражен был лейтенант состоянием подчиненного, он долго колебался: Витя помнил про "десять минут на морозе". И все же чувство сострадания взяло таки верх: не давая себе пути назад, хотя и будучи не совсем уверенным в правильности своего выбора, он освободил место для Серого. Мирно дремавшему ваучеру было глубоко "по барабану", кто сидит с ним рядом.
Очутившись на воздухе, Витя начал бродить вокруг машины. Колени больше не беспокоили, но спать хотелось ужасно. Поддубный обошел "Урал" и, кряхтя и матерясь последними словами (причем особенно доставалось Серому), через орудийный лафет залез в кузов. К его немалому удивлению, тот был пуст. Куда испарился личный состав, было не совсем понятно. "Если они нашли спасение от холода где-то", - подумал человеколюбивый лейтенант, - "то я за них буду только рад".
Сам же он прилег на боковую скамейку и блаженно вытянул ноги. Было холодно...очень холодно, но он постарался уснуть - и уснул. Впадая в забытье, подумал: "Я слышал, что вот так и замерзают. Засыпают на холоде и не просыпаются... Да! Но ведь это пьяные! А я трезвый - будь оно не ладно, но не замерзну, даст Бог"...
Сколько он проспал, осталось ему неизвестным. Невыносимая боль от холода заставила его проснуться (вот уж воистину - холодный огонь).
-- Так ведь можно и кони двинуть, - произнес сам себе Витя. - Я больше так не могу. Надо идти выкидывать Серого.
Свои первые мысли Поддубный привык считать самыми верными, и в свете этого постулата составил предстоящий план действий. Он вылез из кузова, подошел к кабине, подергал ручку, отметил, что Серый не дурак - замкнулся. Пришлось стучать. Когда в окне нарисовался знакомый силуэт, Витя сделал страшное лицо и прошипел: - Открывай немедленно!
Серый послушно открыл и через минуту оказался на свежем воздухе. Конечно, Вите не совсем безразлична была судьба Серого, но не до такой же степени, чтобы замерзать самому?
