в этом отряде простыми дружинниками. Вождём дружины был Карл, заменял его Арвид Горн в чине капитан-лейтенанта. Драбанты следовали за королём повсюду, куда бы он ни направлялся. К любому из них Карл питал неограниченное доверие, в котором ему ни разу не пришлось раскаяться.
В бою драбанты обязаны были орудовать одними палашами, по примеру древних витязей. Использовать пистолет или карабин дозволялось только в крайнем случае. Карл преобразовал также вооружение и назначение кавалерии: латы были сняты, сабля стала главным оружием. Кавалерия атаковала без выстрелов, врубалась в ряды неприятеля и стреляла только в рукопашной схватке. Артиллерией Карл пренебрегал, применяя её в основном при осадах. Это пренебрежение было одной из главных причин полтавской катастрофы.
Подвиги драбантов невозможно перечислить, каждая битва свидетельствует об их воинской доблести. Народная молва, как водится, преувеличивала храбрость и силу драбантов, некоторые из них на родине становились былинными героями. Особенно славился некий Гинтерсфельт. Про него рассказывали, что однажды он поднял пушку и сделал ею «на плечо», а в одном бою пронзил палашом вражеского солдата, поднял его тело на палаше и перекинул через голову. В другой раз он въехал под своды городских ворот, схватился большим пальцем за сделанный в воротах железный крюк и приподнял себя вместе с лошадью.
Как и полагается дружинникам, драбанты не пережили своего вождя. Их ряды таяли вместе с удачей Карла: перед Полтавой их было уже около 100, в Бендерах — 24. В 1719 году лишь нескольким уцелевшим ветеранам выпала честь стоять ближе всех к могиле героя.
В древние времена возле конунга находился один неразлучный спутник, особенно любимый вождём. В скандинавских сагах его называли Vapenbroder — брат по оружию или Fosterbroder — брат по воспитанию. В славянских языках этим понятиям соответствует слово «побратим». Побратимы никогда не разлучались, делили веселье и горе, труд и опасности, нередко вместе умирали.
Карл имел своего побратима — молодого герцога вюртембергского Максимилиана, которого шведские солдаты прозвали «маленьким принцем». В четырнадцать лет слухи о подвигах Карла вызвали в нем такое горячее желание участвовать в его походах, что семья вынуждена была отпустить его в шведский лагерь. Максимилиан увидел своего кумира в 1703 году под Пултуском. Он сразу представился королю и попросил позволения учиться под его руководством военному искусству. «Хорошо, — ответил Карл, — я вас стану учить на свой лад». Король тут же пригласил утомлённого после дороги гостя сесть на коня и ехать с ним. Они долго скакали по шведским форпостам, принц достойно выдержал это испытание. С этих пор они были неразлучны, пока их не развела Полтава. Ни в одном бою верный паж не отстал от своего рыцаря.
Подобно вигингам, Карл любил войну не потому, что она давала ему возможность руководить армией и одерживать победы, а потому что испытывал радость, принимая личное участие в боевых действиях. Жизнь доставляла ему удовольствие, только когда он испытывал смертельный риск. Его письма дышат восторгом, когда он сообщает, что какому-нибудь отряду «выпало счастье столкнуться с неприятелем». Завидев издали врага, Карл подпрыгивал от радости и хлопал в ладоши: «Идут, идут!» Глаза его разгорались, и он упрашивал генералов поскорее закончить приготовления, чтобы приняться наконец за «главное дело». Если же неприятель бежал, не оказывая большого сопротивления, Карл бывал не в духе. Это возбужденное предвкушение крови, опьянение боем роднят шведского короля с его предками — страшными берсерками.
Зная это, стоит ли удивляться тому, что Карлом владела страсть к рукопашному бою? Правда, король долго сдерживал её из чувства приличия: как он ни увлекался манёврами, как ни бросался в атаку в первых рядах своих солдат, какое-то время он ограничивал своё участие в бою личным присутствием и руководством. Но в 1708 году берсеркер взял в нём верх. В начале русского похода, в сражении под Гродно король влетел на мост через Неман, охраняемый польско-саксонскими войсками, зарубил одного офицера и заколол другого.
С этого момента его руки не раз обагрялись кровью — на Украине, в Бендерах, в Норвегии. Говорили, что в одной из схваток с русской кавалерией Карл убил своей рукой двенадцать человек, но король, слыша такие разговоры, с обычной улыбкой замечал, что в подобных случаях надо верить только наполовину тому, что говорят. В Бендерах Карлу приписывали убийство девяти янычар. Позже, в Норвегии, произошёл знаменитый бой у Гёландской мызы. Ночью на шведов врасплох напал отряд датчан. Карл одним из первых услышал шум нападения на часовых, побежал на помощь и с отчаянной храбростью защищал ворота. Он убил пятерых вражеских солдат, причём в буквальном смысле «рубился мечами» на льду с их предводителем, полковником Крузе, как конунг из саги.
Выбранный королём образ жизни тоже полностью соответствовал быту викингов.
В походах он никогда не останавливался в городах. Его главная квартира всегда располагалась в предместьях, уединённых замках или деревнях, даже если рядом находился большой город. Но и здесь Карл жил по возможности не под кровлей, а в палатке. Когда становилось слишком холодно, палатку обматывали соломой, что, впрочем, мало помогало, однако король терпеливо сносил холод и только иногда приказывал принести в палатку раскалённые ядра. Основным способом согреться была верховая езда, продолжавшаяся по нескольку часов.
Первое время Карл спал на походной кровати с матрасом, потом на сене или соломе. В последние годы он нередко ложился на земле или на полу, даже если рядом была кровать. В Норвегии ему стлали на землю еловые ветви: король закутывался в плащ, нахлобучивал на голову старую шляпу и ложился; по бокам вставали два — три солдата.
Королевский стол был чрезвычайно прост и умерен. В Швеции любимыми кушаньями Карла были хлеб с маслом, поджаренное сало и брага (лёгкое пиво). Вина он никогда не пил. Сервиз постоянно упрощался: из серебряного был заменён цинковым и наконец жестяным.
К женщинам король относился в полном соответствии с викингским уставом [45]: он не терпел их присутствия в лагере. На своих офицеров король смотрел как на военное братство (в уставе викингов говорилось: «никому не позволено вводить в крепость женщину») и очень неохотно давал им разрешение жениться. Из Саксонии он писал: «Моя сестра мне пишет, что до неё дошли слухи о моей предстоящей женитьбе; но я должен признаться, что женат на моей армии на добро и на лихо, на жизнь и на смерть. Впрочем, мы стараемся все,
