руководство этими первыми продотрядами было возложено на матроса Т. Ульянцева. Действовали матросы весьма энергично и жестко. Кроме этого отряды матросов занялись обысками петроградских хранилищ и подвалов, откуда было изъято 80 тысяч пудов муки, 50 тысяч пудов сахара и 30 тысяч пудов крупы.
К 1 января 1918 года с флота в различные отряды ушло более 40 тысяч матросов. На Южный Урал для разблокирования от войск Дутова железной дороги и обеспечения снабжения Петрограда продовольствием был отправлен весьма многочисленный сводный отряд балтийских матросов, т. н. «Северный летучий отряд» под началом мичмана С.Д. Павлова.
В конце декабря 1917 года отряд Павлова захватил Троицк, изгнав из него казаков А.И. Дутова, после чего был переброшен под Бузулук, где Павлова назначили командующим Оренбургским фронтом. Именно с отрядом мичмана Павлова связаны печально знаменитые приказы о национализации и обобществлении всех женщин городов, куда прибывали революционные моряки, от 16 до 50 лет. И хотя этот псевдореволюционный кураж продолжался недолго, свое дело в демонизации образа революционных матросов и их вождя Дыбенко он сделал.
С уходом большого количества старых матросов на кораблях Балтийского флота стала остро ощущаться нехватка специалистов. Ряд кораблей и судов, несмотря на военные действия, пришлось из-за некомплекта команд перевести в резерв. Так как большинство наиболее влиятельных матросов-большевиков сразу же после победы Октябрьской революции, перебрались в Петроград, в Гельсингфорсе эсеры и анархисты вскоре захватили власть в Центробалте. Сложилась парадоксальная ситуация. Если, в бытность Временного правительства, Центробалт был пробольшевистским, то после захвата власти большевиками, Центробалт почти мгновенно стал антибольшевистским. В новом (пятом по счету) составе Центробалта большевики были вынуждены перейти в оппозицию эсеровско-анархистскому большинству. Власть в Центробалте захватили анархисты и эсеры матросы П. Скурихин, В. Гнедин, Д. Жидик, Т. Курдюков.
Испугавшись, что может остаться вне игры. П.Е. Дыбенко, в сопровождении Ф.Ф. Раскольникова, прибыл в Гельсингфорс. Выступая на яхте “Полярная звезда”, где размещался Центробалт, Дыбенко заявил, что готовит декрет об организации нового
Советского военно-морского флота, который будет комплектоваться исключительно на добровольной основе. Кто не пожелает на нем служить, будут демобилизованы и отпущены домой. Выступал и Раскольников, членам Центробалта он пообещал серьезные привилегии и полномочия от новой власти. С большим трудом Дыбенко удалось успокоить эсеров и анархистов. При этом члены Центробалта свое решение о снятии Дыбенко с должности не отменили, но и на его немедленном исполнении не настаивали. В конце концов, между Дыбенко и Раскольниковым с одной стороны и анархистским большинством Центробалта с другой, было достигнуто шаткое перемирие. С этим Павел Ефимович и вернулся в Петроград. Но перемирие быстро закончилось. Уже 15 января 1918 года по инициативе анархистов, Дыбенко был лишен полномочий председателя Верховной морской коллегии. Поводом для голосования послужил отказ Дыбенко в выдаче револьверов и спирта членам Центробалта.
* * *
В середине февраля 1918 года состоялось заседание Центрального комитета РСДРП (б) по вопросу заключения мира с немцами и подписания Брест-Литовского договора. Казалось бы, что за вопрос, Дыбенко должен двумя руками голосовать за прекращение войны. Ведь именно за это он агитировал в окопах под Ригой, об этом кричал на матросских сходках, под лозунгами немедленного прекращения войны он натравливал своих подручных убивать ненавистных офицеров. Думаю, что и В. И. Ленин считал так же. Но не тут-то было! Неожиданно для всех давний пацифист Дыбенко сразу же озвучил свое неприятие соглашения о мире с немцами. Как нарком флота, Дыбенко представил Совнаркому доклад, озаглавленный «Стратегическая ситуация на море в случае активных действий Германии». Разумеется, автором доклада был не Павел Ефимович. Он его даже не смог озвучить, а просто передал бумаги.
В докладе, подготовленном в штабе Балтийского флота, обосновывался перевод боевых кораблей и судов Балтийского флота из Ревеля и Гельсингфорса в Кронштадт. Однако на заседании Центрального комитета Дыбенко был подвергнут обструкции. Ленин сразу же принял меры и до проведения голосования не дал ему слова. Думаю, что в своих взглядах на продолжение войны с Германией Дыбенко не был самостоятельным, а слушался Коллонтай, которая была ярой противницей Брестского мира. Пока Дыбенко выступал на ЦК партии, она пыталась убедить матросов провести голосование о недоверии ленинской позиции по Брестскому договору в Гельсингфорсе. По словам представителя Финляндии в ЦИК Игнациуса, балтийские матросы стали теперь «вне контроля петроградских большевиков».
Политические разногласия между ленинской партией мира (теми большевиками, кто поддерживал подписание договора) и оппозицией (где ведущие мест занимали Дыбенко с Коллонтай) были столь сильны, что несколько членов правительства пригрозили отставкой. В эту группу наряду с Дыбенко с Коллонтай вошли Крестинский, Володарский, Бронский и Бухарин.
Тем не менее, В.И. Ленин, хоть и с большим трудом, но уговорил большинство поддержать его точку зрения. ЦИК большинством голосов принял решение заключить мир с немцами. Разумеется, противодействие П.Е. Дыбенко заключению договора не прошло незамеченным.
Американец Д. Леви, внучатый племянник П. Дыбенко, так писал о своем дальнем родственнике: “Еще до 23 февраля Павел Дыбенко показал себя «не заслуживающим доверия» ведущей политической структуры, поскольку продолжал отстаивать независимость флота и был, несомненно, одержим защитой плодов Октября. Такая позиция Павла Дыбенко представляла собой политическую угрозу, корни которой лежали не во второстепенных расхождениях или политической борьбе, а в его народническом и демократическом образе в глазах русского народа, вступившем в противоречие с целями ленинской фракции большевиков. Исторические этапы между Великим Октябрем и 23 февраля подтвердили нежелание Дыбенко проводить партийную линию и подчиняться Ленину… Среди политической переписки лидеров большевиков можно найти записи о нелояльности Дыбенко и о том, что ему нельзя доверять”.
Наглость и упрямство матросского вожака угнетало Ильича и он только ждал удобного момента, чтобы сбросить зарвавшегося матроса с политического олимпа, не вызвав при этом матросского мятежа, против которого у большевиков все еще не было сил. Как здесь не вспомнить воспоминания В.Д. Бруевича, который приводит фразу, брошенную Лениным еще в Женеве: “Партия не пансион для благородных девиц. Нельзя к оценке партийных работников подходить с узенькой меркой мещанской морали. Иной мерзавец может быть для нас именно тем полезен, что он мерзавец. У нас хозяйство большое, а в большом хозяйстве всякая дрянь пригодится”. Именно в это время Ленин начинает исподволь искать замену “преторианской гвардии революции”, которой объявили себя балтийские матросы. Эту замену он увидел в латышских полках. Парадокс, но в противовес максимально революционизированным матросам, латыши были к революции предельно равнодушны. Дело в том, что после взятия немцами Риги, оборонявшие ее латышские полки, отступили к Петербургу. Во время революционных
