событий они держали нейтралитет, сохранив организацию и всех офицеров-латышей. Теперь же среди всеобщей смуты и анархии, латышские полки являли собой образец порядка и дисциплины. Деваться латышам было особо некуда. Латвия была оккупирована врагами, но и в России они были чужими. Поэтому латыши держались друг за друга, образовав обособленное сообщество. Первый же зондаж В.И. Ленина относительно того, что руководство РСДРП (б) готово возвести латышей в разряд большевистской гвардии, с соответствующей оплатой за оказанные услуги, был встречен латышскими стрелками с одобрением. Куда лучше охранять большевистских вождей за хорошие деньги, чем гнить “задарма” в окопах под вражеским огнем. Однако сразу объявить о замене матросов на латышей Ленин побоялся. Разгневанная братва смела бы и латышей, и призвавших их в охрану большевиков. А посему переговоры с латышами происходили в строжайшем секрете. Да и “смену караула” решено было произвести не сразу, а позднее, в более подходящее время и в более подходящем месте. А пока Ленину и его окружению приходилось мериться со всеми безобразиями матросов и, прежде всего, с хамством и наглостью П.Е. Дыбенко.
К февралю 1918 года Балтийский флот уже почти полностью контролировался анархистами. Вторую по популярности позицию занимали эсеры. Что касается взявшей власть в стране партии большевиков, то она почти полностью утратила свои былые позиции и особой популярностью среди матросов уже не пользовалась. В силу этого большая часть еще недавних матросов-большевиков быстро перебежала в ряды анархистов. Положение для Дыбенко сложилось непростое. С одной стороны он был большевистским морским министром и был обязан жестко проводить на флотах линию Ленина. С другой стороны Павел Ефимович прекрасно понимал, что начни он проводить эту жесткую линию, ему несдобровать. Вчерашние друзья-братишки измены не простят. Причем едва Дыбенко качнулся в сторону Ленина, как на матросских митингах стали раздаваться призывы сместить неугодного наркома по морским делам на того, кто будет лучше прислушиваться к мнению «братвы». Понимая, что в случае большой бузы, руководство партии большевиков легко пожертвует им для умиротворения матросской массы, Дыбенко снова стал заигрывать с матросами, демонстрируя верность флотскому братству и независимость от большевиков.
Отметим, что, переметнувшись от большевиков к матросам, Дыбенко начал пить и безобразничать. Это нравилось матросам. Еще бы, Пашка-министр, гуляет напропалую вместе с ними, как с равными!
Стало быть, есть он самый, что ни на есть свой в доску братишка! Но такое поведение наркома по морским делам сразу же не понравилось Ленину, и остальным руководителям партии. Стало ясно, что Дыбенко никакой не идейный большевик, а очередной временный попутчик, к тому же почти неуправляемый, да еще склонный к пьянству и дебошам.
Кстати, первым начал строчить доносы на Дыбенко, обвиняя его в пьянстве и «спаивании» матросов-балтийцев для «обретения дешевой популярности», Ф. Раскольников, которого Дыбенко именовал до этого не иначе, как “друг Федя”. Некоторые историки считают, что Раскольников завидовал стремительной карьере Дыбенко и стремился самому занять его кресло.
Все попытки Коллонтай доказать Ленину преданность Павла Ефимовича делу большевизма успеха не имели. Впрочем, к этому времени и политическое влияние самой Коллонтай после выступлений против заключения Брестского договора с Германией сильно пошатнулось.
Глава двенадцатая
Нарвская эпопея
Между тем, германские войска продолжали свое продвижение на восток, почти не встречая сопротивления. Сражаться с захватчиками было некому. Старая армия была уже разогнана, а новой еще не существовало. К середине февраля стало очевидным, что если не принять срочных мер, то немцы вскоре подойдут вплотную к Петрограду. Общее руководство разрозненными силами на Нарвском и Ямбургском направлении добровольно взял на себя генерал-лейтенант Д.П. Парский, надеявшийся, что большевики, захватив власть, будут проводить политику, отвечающую национальным интересам России,
20 февраля было созвано срочное заседание в военном министерстве, на котором присутствовали Подвойский, Дыбенко, Крыленко и представители Генерального штаба. Крыленко доложил о бедственной ситуации на фронте и сложностях, испытанных при мобилизации населения на защиту Пскова. Подвойский поставил тактический вопрос, спросив, стоит ли вести позиционную или партизанскую войну. Что касается Дыбенко, то он как опытный стратег, поддержал идею партизанской войны и был несказанно удивлен, когда присутствовавшие на совещании генералы посадили его в лужу, доказав, что партизанщина только ухудшит дело. В конце концов, на заседании было решено одобрить традиционную позиционную войну, как часть оборонной стратегии.
21 февраля Ленин пишет статью «Социалистическое отечество в опасности», в которой призывает все мужское население страны и все ресурсы полностью направить на службу нуждам революционной обороны, а всем советам и революционным организациям приказано защищать каждую позицию до последней капли крови.
Заметим, что от Дыбенко в те дни доставалось не одному Ленину. Так на пленарном заседании Павел Ефимович публично обматерил Троцкого, что тот сорвал переговорный процесс, который для него был “постыдным и унизительным”. Однако Троцкий был не из тех, кто прощает подобные выходки в свой адрес. А потому уже 22 февраля началась явно срежессированная антидыбенковская компания. Одновременно все контролируемые большевиками газеты напечатали статьи о полном развале дел в военно-морском флоте, полной его дезорганизации и захвате руководящих постов на флоте авантюристами-радикалами. Было очевидно, что время нахождения Дыбенко на вершине военно-морской власти подходит к концу.
Затем Дыбенко получает неожиданный приказ Ленина отправиться в Гельсингфорс и набрать там две тысячи матросов для организации отпора наступающим немцам у Нарвы. Командиром наспех собранной матросской вольницы Дыбенко назначает верного мичмана С. Павлова. Но желающих идти воевать оказалось мало. Вместо, затребованных Лениным, двух тысяч, записалось лишь около тысячи.
— Матросы уже сделали две революции! — патетически выступил Павел Ефимович перед «братвой». — Матросы спасут революцию и от любого врага, как внутреннего, так и внешнего!
Но вернуться в Петроград у Дыбенко не получилось, так как он получил новое распоряжение — лично возглавить оборону Нарвы. Здесь В.И. Ленину невозможно отказать в железной логике. Дыбенко, с пеной у рта, кричал за продолжение войны с немцами, рассчитывая отсидеться в министерском кресле. Что ж, коль ты такой патриот, так поезжай и повоюй лично, а мы поглядим, что у тебя получится.
Не думаю, что Дыбенко был от нового назначения в восторге. Но делать нечего. Собрав матросов “Северного летучего морского отряда”, он погрузился в эшелон и прибыл в Нарву. Там он демонстративно отказался от совместных действий с армейскими частями, заявив, что не намерен подчиняться никому, а будет воевать самостоятельно, без чьих-либо советов и приказов, так как является народным комиссаром и выше всех по должности.
Из воспоминаний брата большевика В.Д. Бонч-Бруевича генерал-лейтенанта М.Д. Бонч-Бруевича: “Одновременно с назначением Парского из Гельсингфорса через Петроград
