Итак, Бретель начал расследование, выслушав внимательно подробный рассказ ювелиров. Те потратили много лет, отбирая бриллианты одного размера, самого высшего качества, собрали ожерелье стоимостью 1,8 миллиона ливров и тщетно пытались его продать. Они надеялись, что Людовик XV подарит его мадам Дюбарри. Но смерть короля разрушила их надежды. В 1782 году, после рождения дофина, ювелиры предложили ожерелье Людовику XVI для подарка Марии-Антуанетте. Они знали страсть королевы к бриллиантам. «Король собирался уже купить это редкое украшение для королевы, когда всплыло злополучное дело с господином де Грассом, которое изменило планы государя. Он вернул ожерелье ювелирам. И огромный капитал, который заключался в нем, снова оставался невостребованным в течение двух лет», — так писал маркиз де Бомбель в своем дневнике 7 февраля 1783 года.
В конце 1784 года после нескольких безуспешных попыток ювелиры начали искать посредника, который имел бы влияние на короля и королеву и смог уговорить их сделать эту покупку. Некий господин Ашет убедил их в том, что его зять, адвокат Лапорт, знает некую графиню де ла Мотт, «известную еще при дворе Валуа», которая хвасталась своими дружескими отношениями с Марией-Антуанеттой. Во время первого же визита к этой даме она им пообещала «замолвить словечко королеве об ожерелье». Спустя три недели, 21 января 1785 года она заявила, что королева хочет купить его, однако личные причины мешают ей сделать эту покупку самой и что она купит ожерелье через одного высокопоставленного господина, который получит от нее «точные инструкции». Она советовала ювелирам соблюсти все необходимые формальности, чтобы они были уверены в том, что покупка будет оплачена именно в те сроки, которые укажет этот господин. 24 января в сопровождении своего мужа мадам де ла Мотт отправилась к ювелирам, чтобы известить их о визите покупателя, о котором она говорила. Через некоторое время явился кардинал де Роан. Он посмотрел украшение, обговорил цену — остановились на 1,6 миллиона ливров, добавил, что делает эту покупку не для себя. И посоветовал «сохранить сделку в тайне».
29 января кардинал, который «получил новые инструкции», пригласил к себе ювелиров. Он «показал им документы, подтверждающие законность сделки. Сумма 1,6 миллиона ливров будет выплачиваться в течение двух лет, по 400 ООО ливров каждые полгода. Первый взнос должен состояться 1 августа». Ювелиры согласились на условия и подписали документы.
1 февраля кардинал попросил ювелиров снова прийти к нему и принести ожерелье. Он показал им документ, в котором говорилось, что королева согласна на такие условия, и внизу стояла ее подпись: «Мария-Антуанетта Французская», а выше было написано: «Одобрено». Роан добавил, что должен сохранить у себя документ. И чтобы дать им гарантии, он извлек из секретера письмо. Как он утверждал, это было письмо королевы: «Я не привыкла общаться с моим ювелиром таким образом. Вы сохраните эту бумагу у себя и можете получить оставшиеся деньги, когда сочтете необходимым». Поскольку дело провернули так удачно, он добавил, что может сказать откровенно, что не советовал королеве покупать ожерелье: «Он считал, что это большая глупость тратить такую огромную сумму на украшение […], но желание приобрести это ожерелье оказалось для королевы слишком велико». Наконец, он пообещал ювелирам попросить в нужный срок оплаты, если вдруг королева забудет. Он добавил также, что их согласие па кредит оказалось очень нужным в данной ситуации. Бомер и Бассенж покинули кардинала очень довольными и оставили ему ожерелье.
3 февраля они были очень удивлены, не увидев на королеве украшения, и даже поинтересовались у Роана. Он ответил, что требуется время, чтобы король узнал об этой покупке. Ювелиры решили пригласить мадам де ла Мотт на ужин, чтобы отблагодарить се. Она, однако, отказалась от их подарка.
10 июня за три недели до срока первой выплаты, которая составляла 400 000 ливров, ситуация резко изменилась. Кардинал вызвал к себе ювелиров и заявил им, что королева требует скидки до 200 000 ливров вместо 400 000, зато через несколько дней они получат 700 000 ливров. Ювелирам пришлось согласиться на новые условия. Тогда кардинал попросил их написать письмо королеве. Кардинал сам продиктовал им это письмо.
Двенадцатого июля Бомер лично вручил это письмо королеве. Так вот, это было то самое знаменитое письмо, которое королева сожгла. Согласно рассказу Бассенжа, который совпадает в точности с рассказом мадам де Кампан, ювелир встретился через несколько дней с горничной королевы. Она попросила у него объяснений по поводу письма, которое королева совершенно не поняла. Тогда ювелир не на шутку забеспокоился. Бассенж тотчас отправился к кардиналу. По совету. последнего, он попросил аудиенцию у королевы, но напрасно. Роан не настаивал на том, чтобы ювелиры встретились с Марией-Антуанеттой. Когда им пришлось дать показания, ювелиры тщательно скрыли от Роана встречу с королевой и аббатом Вермоном, на которой они рассказали почти все, что знали. Они предполагали, что барон де Бретель вызовет их и им придется выложить ему все об истории с продажей украшения.
31 июля кардинал, нескольку обеспокоенный, вызвал к себе ювелиров и заявил им, «что королева не сможет выплатить полностью сумму в размере 700 000 ливров, а обещает выплатить в первых числах октября», однако кардинал дал им 30 000 ливров от себя, «за задержку, которую она заставляет их испытать».
Через несколько часов банкир Сент-Джеймс изъявил желание встретиться с аббатом Вермоном и сообщил тому, что кардинал собирался занять у него 700 000 ливров от имени королевы. Осознавая размеры такой суммы, которую банкир был готов дать, он все же хотел получить точный и непосредственный приказ королевы. Пораженная наглостью подобной махинации, Мария-Антуанетта совершенно обезумела от гнева: еще никогда она не сталкивалась со столь продуманным и коварным планом, целью которого было скомпрометировать ее самым низким образом. Она хотела прервать этот поток лжи и дерзости, упрекала себя, но было слишком поздно: теперь честность выражалась в ее молчании; как только она узнала о переговорах по поводу продажи ожерелья, ее охватила ненависть, которая только усилилась со временем и совершенно не вписывалась ни в ее характер ни в рамки ее положения. Бретель, которого она тут же вызвала, сумел успокоить ее: «Это преступление слишком хорошо подготовлено, поэтому ни в коем случае нам нельзя торопиться; проявления власти хороши только когда они подкреплены законом, в противном случае вы еще больше скомпрометируете себя. Мы должны действовать исключительно в рамках закона: тогда виновник будет наказан». Итак, он решил вступить в сговор с банкиром Сент-Джеймсом и попросил его подписать декларацию. Таким образом, всем стало известно, что кардинал просил от имени королевы 700 000 ливров. Согласно рапорту банкира, кардинал ему заявил: «Я только что видел королеву, которая попросила меня сделать это…».
