Лыкова. Один из них говорит: «Под Суздалем был с ними (бойцами Лисовского. —
Д. В.) бой и ничего над ними не учинили, а сам[и] со всеми ратными людьми опять в Олександрову слободу отошли здравы»
{136}. Другой добавляет подробностей: «Послал князь Михаил Васильевич под Суздаль боярина князя Бориса Михайловича Лыкова да князя Якова Борятинского со многими людьми с русскими и с немецкими. Они же пришли к Суздалю ночью, а привели их вожатые, не узнав, и были в посаде. Лисовский же, прослышав [об этом], со всеми людьми вышел на бой. Московские же люди ничего городу не сделали, а едва сами ночью отошли прочь». Вроде бы ничего особенного: проиграли бой, но понесли незначительные потери, «отошли здравы». Вот только у самого неприятеля сложилось иное впечатление от суздальской битвы. «Лисовский, — сообщает источник с другой стороны, — всех побил. Немного их ушло к Скопину, о чем Скопин весьма кручинится, и того воеводу, который был у них голова, в тюрьму посадил»
{137}.
Кто прав? Кто искажает ситуацию? Сказать трудно. Судя по тому, что очень скоро Борис Лыков получит от царя новое ответственное воеводское назначение, в провале дела его не особенно винили. Скопин посадил в тюрьму Лыкова? Возможно, не его. Смотря как трактовать слово «голова» в польском тексте. Если видеть в нем значение «старший», «командующий», то — да, именно Лыков тяжко поплатился за поражение. Но «голова» в русской воинской терминологии означает еще и «младший военачальник», помощник воеводы или, иначе, военачальник, стоящий уровнем ниже воеводы. А младшим военачальником у Лыкова числился князь Барятинский. Его могли называть «головой».
Яков Петрович, возможно, подпортил дело. Не в «вожатых», скорее всего, причина неудачи. Барятинский тяжело заместничал со своим командиром, что, надо полагать, вызвало серьезную задержку наступления. Источники повествуют о ссоре Бориса Лыкова с Барятинским подробно, очевидно, скандал вышел преизрядный — особенно на фоне общего неуспеха операции.
Вот как все было: «Князь Яков на князь Бориса бил челом и с ним не пошел. И царь Василей писал ко князю Михаилу Васильевичю: и преж сего князь Яков в Северском походе был менши князь Бориса, и потому ему и ныне мочно быть со князь Борисом, и он бы на нашей службе был, чтоб в том нашему делу и земскому порухи не было». Не пошел! Царь написал грамоту по местнической тяжбе, что означает — боевой выход значительно отсрочился.
Стоит заметить, что Бориса Лыкова задели претензии недоброжелателя, он требовал оборонить его от бесчестия. Для дела — еще одна задержка.
Итак: «Боярин князь Борис бил челом государю на князь Яков в отечестве. А в челобитной своей пишет, чтоб государь его пожаловал, велел ево от князя Якова Борятинского оборонить, а был де, государь, князь Яков со мною (то есть ниже меня. — Д. В.) Борятинской… под Кромами, да князь Яков же меньше меня был во 106-м году [1607 или 1608], да отец князь Якова князь Петр князь Иванов сын выдан головою князю Федору княж Васильеву сыну Мусину Туренину…» И так далее, и так далее, Лыков рассыпает местническую аргументацию щедро. По-человечески его понять можно: князя рано возвели в боярский чин, начали давать ему высокие воеводские назначения, видя в нем талант полководца, и с ним не местничался только ленивый. Можно сказать, тяжбы подобного рода сыпались на него как из рога изобилия. Даже при Лжедмитрии I князь Юрий Хворостинин «бил на него челом», считая, что из них двоих Лыков не может занимать чуть более почетное место, прислуживая за столом «царю»… Но местнические тяжбы бывают разными. Тут — особый случай. Барятинский явно оскорблял Бориса Михайловича. Здесь что-то глубоко личное. Возможно, не сошлись характерами. Во-первых, раньше Яков Петрович подтверждал старшинство Лыкова по знатности, а тут вдруг взбунтовался. Во-вторых, Барятинские, хоть и Рюриковичи, а род не высокий, не аристократический. Барятинские вознесутся высоко и войдут в состав военно-политической элиты лишь при Алексее Михайловиче, трудами великого полководца Юрия Никитича Барятинского, который разбил Степана Разина и добился ряда успехов в войне с Речью Посполитой 1654–1667 годов. До того Барятинские — род малозаметный, кажется, они сильно уступали Лыковым-Оболенским. Так из-за чего Яков Петрович оскорбился? Может, не хотел идти на битву с грозным Лисовским? Нет, князь Барятинский — славный боец, бывал во многих передрягах, не испугался бы. Или все-таки не по нраву ему пришелся дерзкий, горделивый характер Бориса Лыкова? Но затеять местнический скандал с явно более знатным противником и напроситься на выговор от самого государя — не в обычаях военно-служилого класса России…
Это ненависть, ненависть белого накала, ненависть, которую трудно оценить из нашего времени. Думается, сыграла свою роль дикая распущенность нравов той смутной эпохи. И, возможно, ревность к Скопину: Барятинский давно воевал под стягами Скопина, бился в великом Калязинском сражении под его командованием, а тут вождь, презрев старые заслуги, отдал опытного военачальника под руку другого, совсем недавно появившегося в скопинском лагере полководца… Обидно.
Василий Шуйский счел необходимым не только отреагировать на конфликт воевод, но и со всей определенностью принять сторону Бориса Лыкова: «И по бояринову князь Борисову челобитью Лыкова… велено к боярину ко князю Борису Лыкову послать грамоту; а в грамоте пишет, что… князь Яков с тобою не пошел и бил челом на тебя нам о местех; и то князь Яков делает не гораздо, а с тобою ему быть мочно, потому что он князь Яков наперед сего был с тобою на наших службах и не одинова… Указал государь отписать к боярину ко князю Борису: как будет на Москве, тогда вам и указ будет» {138}.
Сотни дворянские топтались на месте, пока военачальники выясняли отношения. Возможно, неприятель заранее прознал о готовящемся нападении, хорошенько приготовился сам… вот и поражение.
С точки зрения родовой чести — оба, может быть, правы. Но с точки зрения «дела государева и земского» оба виноваты. Кого бы из них ни бросил в тюрьму Скопин, а было за что! И если не посадил никого, а поляки, основываясь на слухах, выдали желаемое за действительное, то — жаль, что не посадил.
Впрочем, скоро Борис Лыков отмоется от позора суздальской неудачи.
И — любопытная деталь: легко встав под знамена Лжедмитрия I, то есть легко расставшись с Годуновыми, князь Борис Лыков никогда не изменял Василию Шуйскому. В любых обстоятельствах. Плоха ли, хороша ли обстановка на фронтах бесконечной войны царя Василия Ивановича за удержание престола. Причины верности Лыкова находятся в сфере генеалогии: драгоценная супруга Бориса Михайловича, Анастасия Никитична Романова, по матери была из Шуйских. Дело в том, что отец Анастасии и Филарета
