Университет был важной частью моей жизни в течение тридцати двух лет. Я очень ценю эти годы роста и накопления опыта. Мне повезло: я могла учить языку, который был моим от рождения, на котором я говорила с самого детства, могла передавать русское культурное наследие американским студентам. После ухода на пенсию я установила аспирантскую стипендию для изучения русского языка в Школе международных отношений — мой дар университету за его роль в моей жизни.
Сергей не участвовал в моей деятельности. В то время, когда я вышла за него замуж, он уже утвердился в своей профессии: он служил и правительственным, и академическим кругам и получил известность как «ученый в правительстве». Сергей занимал два поста в Библиотеке Конгресса: глава Славянского и Восточно-европейского отдела и старший специалист по международным отношениям в законодательной справочно-информационной службе. Когда он ушел на пенсию, на эти посты были наняты два человека. Однако Сергей без особого труда справлялся со всеми своими обязанностями и успевал еще заниматься исследованиями и писать.
Он обладал потрясающей памятью ученого на даты, имена и места, был красноречивым и убедительным оратором и участником дискуссий. Я часто жалела, что он не выбрал академическую карьеру, из него бы вышел великолепный профессор. Но похоже, что он не хотел соперничать со своим братом Романом, который создал себе имя (и даже писал его по-английски иначе, чем Сергей, — Jakobson вместо Yakobson) и получил международное признание в мире славистики.
Но Сергей оставил свой след в американской науке тем, что помогал историкам, приходившим заниматься в библиотеку. Многие признавали его вклад в их работу и были глубоко благодарны за готовность поделиться с ними своими обширными знаниями. Он так и не написал свою важную книгу об истории России в Африке — он отдал все свои материалы молодому ученому из Университета Джона Хопкинса, Эдмонду Уилсону, который включил их в свою докторскую диссертацию.
Большую часть своих научных и аналитических исследований Сергей написал для членов Конгресса — анонимно. Сенатор Генри Джексон, ныне покойный, написал трогательные слова в посвященном Сергею некрологе, опубликованном в материалах Конгресса:
«Что я особенно ценю в моем долгом профессиональном сотрудничестве с доктором Якобсоном — это его неизменную веру в свободу личности и в обещания Америки всем угнетенным в мире ».
Лучшее описание своей работы в Библиотеке Конгресса, однако, дал сам Сергей:
«Оглядываясь назад, я вижу, что моя жизнь, с ее главными остановками в Москве, Берлине, Лейпциге, Лондоне, Оксфорде и Вашингтоне, была определена тремя факторами: войнами, революциями и книгами. Я не мог, конечно, управлять первыми двумя, но третий оказался более податливым. Я читал и писал книги, рецензировал, переводил, публиковал и рекламировал их, каталогизировал их и снабжал их указателями, управлял ими, покупал и продавал их, но никогда не подвергал их цензуре и не жег».
Я очень скучаю по моему ученому товарищу.
Жизнь Сергея сформировали три великие культурные традиции — русская, немецкая и английская. Он высоко ценил все три и опирался на них в своей работе и в частной жизни. Когда я начинала свою профессиональную карьеру, я подумала, что Сергей и я могли бы очень хорошо работать вместе. И многие друзья думали, что так оно и было, но это противоречило бы всем трем традициям. Традиционная роль, которую Сергей принял на себя и в которую он твердо верил, не позволяла сотрудничества, равного участия мужа и жены. Конечно, в Америке такое было возможно, но в этом отношении, как и во многих других, Сергей так никогда и не стал «американцем».
По правде сказать, он так никогда полностью не признал законности моей профессиональной деятельности. Пять учебников, которые я написала, были плодом только моего труда, Сергей видел их уже после выхода в свет. Когда я поняла всю бесполезность моих попыток делиться с ним своей университетской жизнью, я просто никогда больше об этом не заговаривала. Он тоже молчал, зная, что я по этому поводу думаю. Смысла в спорах не было — мы разрешили проблему путем ее игнорирования. Он изо всех сил старался верить, что моей карьеры просто не существует, надеясь, что однажды я от нее откажусь и буду сидеть дома. Боюсь, что, учитывая все обстоятельства, из меня не получилась «правильная жена» для Сергея; наверное, он чувствовал разочарование от того, что не осуществилась та жизнь со мной, о которой он мечтал.
Любовь коварна. Я тоже начала понимать, что вышла замуж за человека не такого, как я думала. Я не могла рассчитывать на Сергея, как на друга; мои попытки объяснить ему, почему я действовала и чувствовала именно так или иначе, не вызывали отклика. Ему вовсе не было нужно понимать «почему» и «как», все это была чепуха, «глупые женские разговоры».
«Я не глупая женщина!» — обижалась я. «Ну, успокойся, успокойся, — говорил он. — Ты вовсе не глупая, просто говоришь глупости. Забудем об этом».
Ничего не достигнув разговорами, я скоро поняла, что должна принять его на его условиях и перестать пытаться вовлекать в мою профессиональную жизнь. В результате в течение тридцати двух лет в Университете имени Джорджа Вашингтона у меня не возникло ни одной настоящей дружбы, хотя там было много людей, которые мне нравились и которым нравилась я. Мое общение с людьми, встречи, развлечения происходили в кругу Библиотеки Конгресса, где я была просто женой Сергея. Постепенно я научилась сочетать мои столь разные роли, постоянно вступающие в противоречие, — мою профессиональную карьеру, выполнение обязанностей жены и воспитание двух детей.
Наверно, каждый член нашей семьи к 1950-м годам носил в душе образ того, какой должна быть «американская семейная жизнь», и в общем и целом мы все сумели осуществить свою мечту. Все четверо хотели, чтобы жизнь была «правильной », и мы изо всех сил старались таковой ее сделать. После двух кошмарных недель нашего первого семейного отпуска на пляже, когда все всем мешали и действовали друг другу на нервы, детей каждый год посылали в летние лагеря, пока они не поступили в колледж. Дни рождения не пропускались никогда, мы отмечали даже день рождения нашей собаки. В Рождество и День благодарения мы все традиционно собирались за семейным столом, и друзья наших детей часто проводили у нас сочельник. Пока Денис и Натали были студентами, они приезжали домой на все праздники, нередко привозя с собой друзей, постепенно становившихся друзьями всей семьи.
Дети знали, что всегда могут рассчитывать на мою поддержку, даже если это не нравилось Сергею. Я помню, как тайком подписывала разрешение Денису играть в школьной футбольной команде после того, как его отец это запретил; мы с Натали убегали в кино после того, как Сергей вдруг передумывал и решал, что все должны остаться дома. Мы устраивали чудесные ужины по воскресеньям, оживленный разговор и смех создавали ту особую семейную близость, к которой мы все стремились.
