Ему самому не довелось увидеть с борта современных самолетов всей большой планеты, которую он так знал и так любил.
К писателям-фантастам было несколько «облегченное» отношение по сравнению с крупной психологической прозой — все-таки больше для развлечения и для детей, — пока время не показало, что близость к науке и технике позволяет писателю ставить самые широкие для своего времени проблемы. Имя Жюля Верна не случайно, по данным ЮНЕСКО, твердо стоит в первом десятке самых популярных писателей мира. О прозе Рэя Брэдбери критики спорят, куда ее отнести, — к проблемам фантастики или психологии современного человека. Сент-Экзюпери был автором не только книг о летчиках, но и сказки о Маленьком принце, он также в совершенстве обладал этим проницательным взглядом с общечеловеческой высоты и с высоты будущего, не ограниченным одной только личной трагедией внутри комнаты, — вспомните, как в «Ночном полете» заблудившийся под звездами Фабьен пасет, как пастух, с высоты города, которые пришли на водопой к берегам рек или щипали траву на равнинах, все эти мирные дома, засыпающие и гасящие огни там, на теплой и родной земле...
Когда летчик проходит над городами — о чем он думает теперь и как он их видит? Не так давно космонавты смогли впервые взглянуть уже с орбиты на Землю, в ее похожем на глобус облике, смогли увидеть и земной ореол, в оранжевом свете на голубом, и рассмотреть под собой созвездие огней в столицах.
Но у летчика неизбежно теперь могут быть два взгляда: один для выбора площадки под строительство, другой — сквозь перекрестье прицела.
Мир ищет выхода из своего зловещего парадокса, чтобы мощь созданных самими людьми машин не привела бы внезапно к соблазну применить их прежде всего для всеобщего разрушения. И, быть может, самый чуткий и нервный из современных писателей Америки, Рэй Брэдбери, с тревогой пишет о том, что с каждой новой созданной нами машиной вновь и вновь возникают моральные проблемы. По мере того как новое изобретение заполняет мир, требуются новые законы, контролирующие его приложение. К самим машинам понятие морали не относится, но иногда способ, каким они созданы, и сила, в них заключающаяся, вызывают у людей умопомешательство и пробуждают зло. Среди самых либеральных людей нашего времени, говорит Брэдбери, есть такие, что становятся демонически безжалостными, едва сядут за руль автомобиля. Среди величайших консерваторов — такие, что стоит им нажать на стартер, и они делаются безудержными разрушителями и в неистовстве своем несут смерть... Как заставить человека не использовать маниакальную энергию, заключенную в машине? Вот где точка пересечения морали и конструкции, металла и человеческого умения, вот где все это сходится, сталкивается и часто ведет к разрушению... Архитектура точно так же имеет отношение не только к строительству, но и к морали. Дома будущего должны стать такими, чтобы люди, пользуясь ими, чувствовали себя людьми, а не затравленными животными. Считая, что в каждом из десяти современных фантастов в девяти можно различить моралиста, Брэдбери вновь возвращается к незыблемости гуманных идеалов Жюля Верна, который был одним из первых и до сих пор остался одним из лучших. «Этот писатель обладал воображением, моральным чувством и отличным юмором; каждая его новая страница вдохновляет. Читая его, гордишься, что ты — человек. Он испытывает человечество тестами, он предлагает ему взмывать в воздух, ухватившись за шнурки собственных ботинок. Он уважает старомодную добродетель — умение трудиться. Ценит пытливый ум, зоркий глаз и ловкую руку. Вознаграждает за хорошо сделанную работу. В общем, он восхитителен, и его романы не утратят ценности, пока из мальчишек нужно будет воспитывать доброжелательных, славных, полных энтузиазма мужчин. В наш век, который пустил на ветер унаследованное богатство идеалов, Жюль Верн, человек другого столетия, зовет преследовать более достойные цели и предупреждает людей, что нужно думать не столько о своих отношениях с богом, сколько об отношениях с другими людьми».
Недаром всех мыслящих людей Запада тревожит эта двойственность технического прогресса: интеллектуальная отсталость иных политиков приводит к тому, что многие великие и гуманные экспедиции, от полярных до плавания на плоту «Кон-Тики», вынуждены были, чтобы получить на испытание снаряжение, держаться за хвост военного бюджета.
Нас тревожит и непомерный стихийный рост городов, и слишком быстрое разрушение многих традиций, и рост населения, который Игорь Забелин считает симптомом, предшествующим массовому выходу в космическое пространство, — профессия космонавтов при современных темпах ненадолго останется исключительной.
И летчик, пролетая над миром, над городами, — а современный летчик-инженер знает достаточно много, чтобы понять этот мир, — не может не помнить о том, что волнует Землю.
* * *
Я говорю прежде всего о летчиках как о героях нашего века потому, что им посвящена эта книга, а вовсе не в ущерб другим профессиям, тем более таким же, возникшим стремительно за полвека в связи с развитием электроники, атомной физики, химии, морского и подводного дела или других наук. Отпечаток своего труда лежит на каждом из нас, а у летчика есть две профессиональные возможности: быстрое дальнее перемещение с определенным чувством риска, обостряющим восприятие общечеловеческих ценностей, и взгляд на землю сверху, иногда склоняющий к размышлению... Для каждого времени есть профессии более характерные, прогрессирующие. Известный канадский юморист Стивен Ликок как-то заметил, что, если наука определяет возраст современного человека в несколько сот тысяч лет, то ночные сторожа, возможно, еще старше. Стремительный темп летного дела дает возможность прожить свою жизнь с высокой интенсивностью, если только не упустить этой возможности и не остаться «ночным сторожем» в самой авиации. Во всяком случае, в своих призывах к молодежи мы предлагаем ей дерзать и стремиться к различным высотам как можно выше, но не готовить себя заранее в ночные сторожа...
Мир во все века нес большие издержки от косного и мелочного обывательства. Не застраховано от них и наше время.
Анохин, зная цену молодости, без колебаний бросил очень высокий тогда заработок лучшего шофера на московском автобусе, чтобы пойти в планеристы, но я знаю молодых инженеров, которые после института выбирали завод не по интересу к делу, а по разнице в оплате, настолько ничтожной, что она могла иметь отношение к лишнему галстуку, но никак не к судьбе. Обыватель живуч, как грибы. Он приходит даже в авиацию — было бы здоровье, — учится возить пассажиров на больших самолетах, поднимает нас на высоту в десять километров и по давно проложенной трассе летит над городами, с привычной скукой делая все, что положено, но видит он оттуда всего лишь новый гардероб, который обещал соорудить жене. Я вспоминаю об одной интеллигентной девице, заявившей при осмотре конного завода зарубежному писателю, что современному человеку нужен только холодильник, телевизор и пылесос, — она тоже построила по своему идеалу «конструкцию» человека: с душой холодильника, глазами телевизора и умственным уровнем пылесоса.
