объявил Оззи, предположив, что после таких безумных требований разговор окончен.
– Конечно! Без проблем, – ответил скандинав, убедительно кивая. – Построю я тебе вертолетную площадку!
Оззи так и не записывался в студии Puk, но, пока мы там были, они с Гленном нашли общий язык. Исчезли поплавать в «Олимпийском» бассейне прямо в здании студии. Позже я пришел к ним в плавках Speedo, а они с телками Оззи сидели и бухали в джакузи.
Заканчивая запись альбома, мы решили совершить удивительный прыжок в неизвестность… Хотя некоторые наши поклонники, возможно, назовут это игрой с огнем.
Как я уже сказал, может быть, я и бог металла, но и попсу обожаю. Всегда слежу за хит-парадами, а раньше мне нравился всякий сфабрикованный данс-поп: Кайли Миноуг, Рик Эстли, дуэт Bananarama – все, что рождалось из-под конвейера трио продюсеров Стока, Эйткена и Уотермана.
В конце восьмидесятых это трио правило британским хит-парадом синглов. Priest всегда предпочитали синглам альбомы, но в то же время сингла топ-20 у нас не было со времен «United» в 1980-м, и я стал задаваться вопросом: «А может быть, эта троица исправит ситуацию?»
Judas Priest и СЭУ (Сток, Эйткен, Уотерман)?! Звучит крайне смешно… но я всегда считал, ты не знаешь, что теряешь, пока не попробуешь. Не надо бояться, мать твою! Если попробовал, но не получилось, – по крайней мере, попытался.
Я озвучил идею ребятам. Понятия не имел, как они отреагируют, но после первоначальной медленной реакции – «Чего?!» – они согласились. Доверились моему инстинкту. Наверное, все подумали: «Это настолько глупо, что может даже что-то получиться».
Джейн Эндрюс обратилась к СЭУ, которые тоже загорелись этой идеей. Я думаю, им, как и нам, не хватало новизны. Хеви-метал, говорите? Конечно! Почему нет? И весной мы вылетели в Париж, к ним в студию.
Мне они тут же понравились. Особенно я проникся симпатией к Питу Уотерману [91], такому же жутко серьезному парню из Мидлендса, как и мы. Но я охренел, увидев, с какой скоростью и эффективностью каждый из них работает.
Мы собирались записать три песни. Первой был кавер на «You Are Everything» группы Stylistics, старый соул-трек из семидесятых, который мне всегда нравился. СЭУ собирались нам еще и две песни написать… И сделали это быстрее, чем мы себе бутерброд.
Все трое вступили в творческий сговор:
– Ладно, это у нас будет в припеве.
– Да, а эта нота пусть будет здесь. Хотя нет! Здесь она звучит лучше.
– Согласен А как насчет того, чтобы эту запихнуть сюда? Она улучшит куплет.
– А теперь хук [92]… и бридж [93]… Да, отлично звучит!
– О'кей, Роб, у нас для тебя все готово!
Я был поражен. Когда загорелась красная лампочка, мы спели «You Are Everything» и две песни, которые нам сварганили СЭУ: «I Will Return» и «Runaround». Так мы, безусловно, еще не работали! Справились буквально за несколько часов и улетели домой.
По дороге слушали, что получилось. Мне работа в студии понравилась, и я считал, что танцевальный ритм здесь в тему. Но мы, разумеется, знали, что песни могут вызвать неоднозначную реакцию – и, может быть, оказаться смертельным ударом для нашей карьеры. Последовал серьезный разговор.
Мы знали, что многие фэны считают Стока, Эйткена и Уотермана музыкальными антихристами; проповедниками никчемного поп-шлака для подростков. Я не согласился, но представлял, с какой враждебностью мы столкнемся:
Что это за дискотечное дерьмо? Вы совсем умом тронулись? Это не хеви-метал! ПРЕДАТЕЛИ!
«Johnny B. Goode» уже была на альбоме, и мы решили, что, если поместить туда еще и эти жизнерадостные песенки, действительно будет звучать попсово. А мы рубим металл. Осмотрительность взяла верх, и мы отложили эти треки в долгий ящик.
Пит Уотерман говорит, где-то дома у него остались эти записи. За годы несколько отрывков попало на YouTube. Выложим ли мы когда-нибудь песни целиком? Я, честно говоря, не знаю. Но мне нравится то, что у нас получилось, и я ни о чем не жалею.
Пока я был в Европе, встретился с Майклом из домика на Ютри-Эстейт – он теперь жил в Лондоне и работал в лондонском хосписе «Маяк», где лежат больные СПИДом [94]. Он знал принцессу Диану, она могла без предупреждения приехать среди ночи и успокоить пациентов.
Майкл сказал, что собирается на большой гей-парад против враждебного отношения Тэтчер к геям. Неожиданно для себя я решил пойти с ним.
Никогда не был политическим животным, но даже я считал, что правительство Маргарет Тэтчер творит какую-то дичь. Они внесли законопроект «статья 28» [95], запрещавший местному органу власти «намеренную пропаганду гомосексуализма», и в школах запрещалось разговаривать на эту тему с учениками. Геев стали пренебрежительно называть фриками и извращенцами.
Маршируя по центральному Лондону вместе с тысячами других геев, свистя в свисток и размахивая радужными флагами, я чувствовал себя весело и бодро: это мой народ! Ощущались настоящий ажиотаж и энергия. Да и посмотреть было на кого – я словно опять оказался в магазине сладостей!
Когда мы прошли Даунинг-стрит, я слился с массовыми скандированиями: «Мэгги! Мэгги! Мэгги! Вон! Вон! Вон!» Я представил, как она пьет чай, слушает и растерянно качает головой, видя эту массовую демонстрацию гейского бунта.
С моей стороны это было спонтанное и полезное решение… Но и, разумеется, очень рискованное. Я был геем, но по-прежнему это скрывал и боялся быть разоблаченным – в первую очередь я думал о том, что будет с группой. Достаточно было, чтобы меня увидел хотя бы один фанат или, что еще хуже, журналист... И что потом?
Но я остался незамеченным. Повезло. По крайней мере, в этом плане мне, похоже, всегда везло.
Альбом Ram It Down появился, удостоившись хвалебных отзывов, и после недели репетиций в Швеции мы поехали в тур Mercenaries of Metal. За шесть месяцев мы побывали в Европе и Британии, а завершили гастроли концертами в Северной Америке.
Priest к этому времени гастролировали уже пятнадцать лет, и каждый тур был круче и масштабнее предыдущего. Мы знали, что делаем. Мы были свирепым отлаженным механизмом… Пока не добрались до Штатов и у автобуса не отвалилось колесо.
Снова Judas Priest настигло проклятие барабанщиков. Дэйву Холланду не понравилось, что на альбоме Ram It Down его оставили не у дел.
Он был несчастным, как ослик Иа, и, когда мы добрались до мемориального Колизея ветеранов Нассау в Нью-Йорке, недовольство достигло критической точки.
Дэйву настолько все осточертело, что он заявил – с него довольно. Спина болит, говорил он, поэтому не может играть. Я сидел возле него два часа, проявляя искреннее сострадание и пытаясь сладкими речами заставить его передумать. На третий час он все же сдался, и мы продолжили тур.
Все билеты на концерт были распроданы,
