– Бог отвернулся от англичан, – понимающе подмигивали друг другу парижане, усердно поглощая даровую закуску.
«Бог отвернулся от англичан…»
Коронация Генриха VI, несмотря на всю помпу, не принесла им пользы – хитроумный план кардинала Винчестерского явно провалился.
Напрасно продажные души искали колдовство и ересь там, где были лишь бесстрашие и священная любовь к родине. Напрасно надеялись они смертью «чародейки» разрушить результаты ее «чар». Великий перелом, за который Жанна отдала жизнь, все равно уже наступил. Могучий патриотический порыв, сотворивший чудеса Орлеана и Патэ, не мог угаснуть. Тень Девы витала над армиями народных борцов. Руанский костер разжег еще ярче неугасимую ненависть к захватчикам и палачам. И хотя война вследствие предательских махинаций французских царедворцев продолжалась еще долго, победы годонов ушли в прошлое, и никакими искусственными мерами возобновить их не удалось.
В 1433 году при французском дворе произошло знаменательное событие: коннетабль Ришмон примирился с Карлом VII.
Уже в дни, когда Жанна ожидала костра, начал намечаться заговор, душой которого был монсеньор архиепископ Реймский. Реньо де Шартр давно подкапывался под главного ненавистника Девы, сира де Тремуйля, мечтая занять его место. Исподволь он готовил короля к встрече с коннетаблем и коннетабля к встрече с королем; и когда встреча произошла, участь де Тремуйля была решена. Выходя с высочайшей аудиенции и встретив шамбеллана в приемной, де Ришмон нанес ему удар кинжалом; толстый слой жира спас де Тремуйля от немедленной смерти, но смерть все же настигла его, и скоро: по приказу коннетабля временщик был брошен в тюрьму и там задушен.
Но лукавый политик, монсеньор Реньо, предавший сначала Деву, а потом ее врага, ничего не выиграл от этого двойного предательства. Грубый де Ришмон, вновь утвердившись у власти, не пожелал терпеть возле себя человека, которого всегда глубоко презирал. Архиепископ Реймский прожил до 1444 года, но никогда больше не имел влияния на государственные дела и фактически влачил жалкую участь изгнанника. Ничего не выиграл и Карл VII: то, что раньше ему приходилось терпеть от де Тремуйля, теперь, но только вдесятеро больше, он терпел от де Ришмона. Угрюмый коннетабль отличался скупостью, вероломством, свирепым нравом; самонадеянный и упрямый, он не имел таланта полководца и чаще терпел поражения, нежели одерживал победы. Тем не менее его приход повсюду был воспринят с радостью: как-никак он был главным военачальником королевства и не в пример трусливому сиру де Тремуйлю сам водил войска в атаку. И главное, он явился в момент, когда герцог Бургундский явно стал стремиться к миру с Карлом VII, а коннетабль считался сторонником этого мира.
Утверждают, что расхождения между годонами и их союзником начались с чисто личных мотивов. Герцог Бедфордский, женатый на сестре Филиппа Доброго Анне, будто бы по нелюбви извел свою молодую супругу, скончавшуюся в 1432 году двадцати семи лет от роду. Верил ли Бургундец молве? Во всяком случае, он был сильно разгневан, когда всего через несколько месяцев регент женился вторично, даже не поставив его в известность, на представительнице фамилии Люксембургов, вассалов Филиппа.
Однако в действительности причины радикального изменения политики герцога Бургундского лежали несравненно глубже и началось все гораздо раньше. Он давно стал разочаровываться в англичанах. Победы Орлеанской девы показали всю непрочность их положения во Франции и эфемерность их власти. Напротив, вопреки ожиданиям, благодаря той же Орлеанской деве Карл Валуа не только преодолел смертельный кризис, но теперь повышал свой международный престиж ото дня на день. В 1434 году он заключил союз с германским императором, весьма опасный для Бургундца. И происходило это в дни, когда внутреннее положение герцогства становилось все более напряженным, когда казна иссякала, когда города Фландрии и Брабанта во главе с Намюром и Льежем грозили восстанием!..
В январе 1435 года состоялась предварительная встреча в Невере. Она прошла в обстановке дружелюбия и показала, что вчерашние противники готовы к переговорам, и не фиктивным, как в недавние времена, а вполне действенным. Переговоры открылись в Аррасе 5 августа. На них, кроме высоких договаривающихся сторон, присутствовали представители папы и английского короля. С последними, впрочем, договориться не удалось. Несмотря на то что Карл VII был готов на уступки, англичане держались упрямо, ставя единственную цель: удержать Бургундца от непоправимого шага. Винчестер с гневом напомнил ему о клятве, которую Филипп дал после умерщвления своего отца, – клятве святой мести убийцам-арманьякам. Все это оказалось тщетным, и английские представители в начале сентября покинули совещание. После этого Карл VII признал свою вину в смерти Жана Бургундского, а папский легат освободил Филиппа Доброго от его страшной клятвы.
21 сентября в церкви Сен-Ваас состоялся заключительный акт трагикомедии. Уполномоченный французского короля, вельможа в летах, упал на колени перед Филиппом, моля его простить Франции смерть своего отца. Бургундец поднял старика, облобызал его и заверил, что об этой смерти больше не будет сказано ни слова, а обе страны отныне да пребывают в дружбе, согласии и единстве…
В тот же день был подписан документ.
«Дружба, согласие и единство» обошлись Франции довольно дорого. Помимо того что «добрый герцог» сохранял за собой французские провинции Артуа и Пикардию, Карл VII уступил ему ряд новых областей и городов. И все же это было благо. Перспектива прояснялась: открывались возможности для новых успехов французского оружия. Столетняя война вступала в свою завершающую фазу.
Весной 1436 года французская армия овладела большинством городов, окружавших Париж. Английские суда, курсировавшие вдоль Сены, Уазы и Марны с целью подвоза продовольствия к столице, неизменно задерживались.
10 апреля французы подошли к стенам своей столицы.
13 апреля коннетабль де Ришмон вступил в Париж.
Именно в эти дни разнеслись первые вести о том, что Орлеанская дева снова вступила в строй…
В мае 1436 года жители деревушки Гранж-оз-Орм близ Меца наслаждались созерцанием девушки в латах, с коротко подстриженными волосами, окруженной небольшой свитой из итальянских кавалеристов. На вид ей было лет двадцать пять. Она называла себя Жанной-Девой и рассказывала о том, как благодаря чуду спаслась от руанского костра.
Никто не сомневался в правдивости ее слов. Лица, ее окружавшие и встречавшиеся на дороге, верили, что перед ними Орлеанская дева. Мессир Николь Лёв, шамбеллан Карла VII, подарил ей жеребца стоимостью в тридцать франков, мэр города Меца поднес боевой меч. Ее с одинаковым почтением принимали и в богатых домах горожан, и в пастушеских хижинах. Еще бы! Ведь это была спасительница Франции, чудесная Дева, которую, как все были уверены, никакой огонь не мог сжечь!..
