— Скоро ли Чикишляр? — спросили они капитана.
— Да вот уже берег виден, — ответил тот и протянул бинокль.
Михаил Дмитриевич вгляделся в темную на горизонте полосу суши. На плоском берегу — скопище домов, нагромождение каких-то глыб, вышка, еще одна…
Знаток этих мест Гродеков пояснил:
— Когда-то там была крепость, но теперь остались только развалины.
— А что за вышки?
— С них наблюдают. Там от зари до зари дежурят солдаты, смотрят не столько за морем, сколько за подступами с суши.
Берег приближался, заметней становились контуры серых с редкими клочками зелени холмов, четче, обозначались дома, длинное приземистое строение казармы или конюшни с редкими окнами. Рядом такое же.
— Иван, — позвал Михаил Дмитриевич казака-ординарца. — Выводи-ка Ветерка.
— Куда, ваше превосходительство? — переспросил казак.
— Сюда, сюда, — недовольно уточнил генерал.
Иван вывел из загородки совершенно белого, с черной отметиной на лбу любимого генеральского коня, побывавшего на Балканах. Тот вздрагивал, нервно храпел, косил выпуклым глазом.
— Спокойно, Ветерок, спокойно, — похлопал его по шее генерал. — Попытай-ка судьбу. Придется тебе плыть до берега.
— Зачем так, Михаил Дмитриевич? — не скрыл удивления Гродеков.
— Так надо, Николай Иванович.
— Ваше превосходительство, дозвольте и мне плыть! — решительно выступил Иван.
— Доплывешь?
— Я-то? Что мне, впервые? У нас Дон понизу такой же… Ну, не совсем такой, но почти что.
— Плыви.
Раздевшись, казак, подвел коня к месту, где находились сходни. Не выпуская из рук уздечку, увлек коня в воду.
Они плыли рядом, казак и лошадь, вслед за уходящим судном. Иван лихо работал руками, плывя саженками, стараясь быть рядом с конем.
— Доплывут ли? — спросил капитан.
— Доплывут. Должны, — ответил генерал.
Он напряженно глядел на них, что-то шептал. Судно причалило, но он не сходил с места, лишь когда конь и казак выбрались на берег, облегченно вздохнул и перекрестился.
— Что же сие значит? — спросил Гродеков.
— В море загадал я: будет ли нам удача или нет. Теперь уверен в деле, коль Ветерок доплыл.
С приездом Скобелева и Гродекова подготовка к походу закипела. Предполагалось, что в отряд войдут 64 роты, 9 казачьих сотен и 2 эскадрона драгун, общей численностью в одиннадцать тысяч человек, 97 орудий и трех тысяч лошадей. Часть войск с Кавказа прибыла, остальные должны подойти из Оренбурга и Ташкента. Их нужно разместить, устроить. Предстояло подвезти и уложить продовольствие, боеприпасы, фураж, и на пристанях Чикишляра круглосуточно шла их выгрузка. Одновременно велось строительство железной дороги, первые версты которой легли к востоку.
Солдатам доставалось: строили укрепления, разгружали пароходы, перетаскивая тяжелейшие ящики и кули, сопровождали верблюжьи караваны, заступали в караулы и охранение, несли службу. Даже укладка железнодорожного полотна не обходилась без них. А дни стояли жаркие, солнце палило с безоблачных небес, обжигал дыханием сухой ветер.
В плане предстоящей экспедиции Скобелев наметил создать на маршруте несколько опорных пунктов, заблаговременно сосредоточив на них все необходимое для людей и животных. Там же должны находиться и гарнизоны, способные не только отстоять пункты от нападения неприятельских отрядов, но и вести охрану участков маршрута.
А колодцы! Ведь без воды никакой поход невозможен, а ее здесь почти нет. Имевшиеся колодцы засорились и требовали ремонта. К тому же их недостаточно, нужно бурить новые по всему почти тысячеверстному пути.
Из опорных пунктов главным определили Вами, отстоящий от Чикишляра на 300 верст. К нему и в другие пункты почти каждую неделю отправлялись большие верблюжьи караваны, доставляя необходимые запасы. Только в Вами разгрузили миллион пудов различных грузов.
И без того нелегкие дела осложнялись постоянными набегами текинских отрядов. Многочисленные, подвижные, они появлялись то в одном месте, то в другом, а то и разом в нескольких пунктах, производили опустошение и безнаказанно скрывались в бескрайней степи. Были отбиты и угнаны около шести тысяч голов овец, предназначенных для довольствия солдат в походе; несколько дерзких набегов текинцы совершили на Михайловское укрепление и Чикишляр. Бесчетное число раз подвергались нападению следовавшие в опорные пункты транспорты.
Вообще текинцы отличались храбростью и не терпели зависимости. Это были люди, проводившие жизнь в кочевье, однако в отличие от соседствующих туркмен не очень любили трудиться, большей частью занимаясь разбоем и чиня козни мирным племенам, даже живущим за Копет-Дагом персиянам. Выведенные из себя набегами северных соседей, персияне снарядили против текинцев целую армию в сорок три тысячи человек пехоты и конницу с тридцатью пушками.
— Без победы не возвращайтесь, — строго сказал главному начальнику шах. — Спалить и развеять по ветру осиное гнездо.
Узнав об этой угрозе, текинцы не стали ждать неприятеля. Вооружившись, сами выступили навстречу врагу. В одну из ночей они скрытно подобрались к его лагерю, а на рассвете внезапно атаковали. Это было страшное побоище, кончившееся тем, что почти весь неприятельский отряд попал в беду и был разметан. Только нескольким сотням конников удалось спастись, остальные полегли в степи или попали в плен. На невольничьих рынках в Хиве и Бухаре тогда появилось так много персиян-невольников, что их продавали по семь рублей за голову.
И в прошлом году текинцам удалось добиться победы у крепости Геок-Тепе, на этот раз над русским отрядом. В их руки попало много солдат, от продажи которых текинцы имели немалую выручку. Уверенные в своей силе и безнаказанности, они становились грозой для всего населения Закаспийского края.
Скобелев раньше встречался с текинцами, знал их сильные и слабые качества, однажды даже чуть не поплатился жизнью. Произошло это под Красноводском, когда он был еще капитаном и только постигал трудности службы в этом безводном краю. Их небольшой отряд ушел вперед, оторвавшись почти на суточный переход от главных сил. У одного из колодцев расположились на ночлег. С целью обезопасить солдат выставили охранение, вперед направили разведывательный дозор. Возвратившись, офицер доложил, что вокруг ни души, спокойно. С тем и отошли на покой. А на рассвете в лагере вдруг поднялась стрельба.
Михаил Дмитриевич приказал сыграть тревогу, полуодетый выскочил из палатки. В лагере творилось необъяснимое. Носились всадники, от них отбивались и отстреливались солдаты, в беспорядке гремели выстрелы. Протрубив начало сигнала, трубач тут же упал, как подкошенный.
