Ознакомительная версия.
В 1975 году широко отмечалось тридцатилетие Победы. В основном собрались руководители колхозов и совхозов района и участники войны. Потом был праздничный обед – плов и т. д. Все эти мероприятия фотографировал я, но на этом ничего не зарабатывал. Начальство не умеет давать – оно умеет только брать!
В ту пору, когда я еще жил в Паркенте, жена моего друга фотографа как-то упрекнула меня в том, что, кроме домов отдыха «Сукок» и «Кибрай», я нигде не бывал, ничего не видел да и вообще не выезжал за пределы Узбекистана. Меня это сильно задело. Честно говоря, было мне не до поездок. Благоустраивался сам, устраивал жизнь сестер, братишки. Девять раз переезжал с квартиры на квартиру. Только приведу в порядок и благоустрою съемную комнату у узбеков, как они тут же говорят: «Съезжай! Тут теперь мой сын жить будет».
Только после того, как жизнь относительно наладилась, в 1964 году я впервые поехал в Крым. Первый раз без путевки, в Евпаторию. Остановился на улице Металлистов. Утром ходил на море купаться, вечарами в кино или на концерты. Наконец собрался с духом и поехал в Суюн-Аджи. Талят (Толик), сын Сеит-Ибрама и Гаши Пастернак, жил с женой Клавой в нашем старом доме, отремонтированном после того, как его подожгли фашисты в 1943 году. Ко мне пришел Шура Сидоренко, увидел жену Сафронова Наташу, его сына Василия и его жену Любу. В Суюн-Аджи жила дочь Пепи Асана Мерзие с мужем Ризой из Битака. Их прописали по просьбе жителей деревни за то, что ее сестра была подпольщица и ее расстреляли фашисты. Случайно встретил внучку Юры Борисенко.
На следующий день я поехал в Алушту. Сначала я поселился на частной квартире. Из разговора с хозяйкой выяснилось, что она родственница Юры Борисенко. Она проводила меня к нему, мы сразу узнали друг друга, на радостях обнялись. Юра забрал меня к себе домой. Он построил двухэтажный дом, у него была машина «жигули». Каждый вечер у него собиралась компания. Ели, пили, гуляли. Весело проводили время.
Днем я пил газированное сухое вино из автоматов. Объездил весь Южный берег Крыма на пароходах, катерах, автомобилях. В Алупке пришел к бюсту Аметхана Султана, был в Воронцовском дворце, Ливадийском дворце Николая Второго.
Во время экскурсии в Судак кто-то спросил экскурсовода: сколько процентов татар служили немцам? Он ответил, что около 5 процентов, а выселили всех поголовно. Другой экскурсант спросил о том, служили ли крымские татары в Советской армии. Ответ экскурсовода меня приятно поразил. Он спокойно рассказал, что, как и все советские граждане, крымские татары от 18 до 55 лет служили в Красной армии, сражались в партизанских отрядах. Из их числа были командиры и комиссары отрядов, а в армии были и генералы, полковники, комиссары, что они командовали дивизиями, полками, батальонами. Из крымских татар вышло шесть Героев Советского Союза и один дважды Герой.
Мечта о возвращении в родной край, в землю моих предков, в места, где я родился, вырос, работал, никогда не давала мне покоя. Днем и ночью думал о родине, о Крыме, о родных очагах моих предков.
Однажды во время работы ко мне подошел мой коллега и спросил: «Почему о вас так плохо говорят?» Я не понял и переспросил, кто говорит и что именно говорят.
Оказывается, наша секретарь-машинистка Нина Сеитмуратова рассказывала, что в одной деревне возле Феодосии татары зарезали около пятисот русских. Нина Сеитмуратова была русской. Откуда у нее татарская фамилия, мне неизвестно. Я сразу пошел к ней. Она подтвердила, что действително говорила эти слова. Я ее отругал и написал жалобу директору УПК, чтобы он принял к клеветнице меры. Копию жалобы направил в государственную комиссию по делам крымских татар при узбекском правительстве под руководством Усманходжаева.
Директор тут же собрал коллектив, зачитал мое заявление, дал мне выступить. Нине он сказал, что она поступила некрасиво и оскорбила целый народ, не зная ничего об этом факте. Отругали ее за разжигание межнациональной розни и сотрудники. Предложили ей извиниться. Она долго сопротивлялась. Наконец попросила прощения. Я его принял, но почему-то при этом сказал, что Бог ее накажет.
Мне кажется, что эту клеветническую информацию Нина распространяла не по своей инициативе, а выполняла чей-то приказ. Дело в том, что в это время крымские татары особенно упорно требовали возвращения на свою историческую родину в Крым. Устраивали пикеты, проводили демонстрации, шествия. Подобные акции были в Ташкенте, Чирчике, Фергане, Андижане и даже в Москве, на Красной площади. В ЦК КПСС, в Совмин направлялись сотни тысяч писем. Об этом писали правозащитники, писатели, поэты.
В 1980-х годах советские и партийные органы распространяли среди населения Узбекистана информацию, опорочивающую крымско-татарский народ. Противопоставляли крымских татар местному населению. Представляли нас как паршивых головорезов, бандитов, убийц. Таким образом они надеялись опорочить национальное движение, воспрепятствовать возвращению на родину.
После пресловутого сообщения ТАСС от 1987 года давление на татар еще больше усилилось. Знакомые при встрече стали отворачиваться, не здоровались. Соседи по улице стали смотреть косо, перестали общаться. Стало опасным в одиночку ходить по улицам.
Однажды я пришел на работу, а от меня все отворачиваются, никто не здоровается, но и ничего не говорит. Обычно мы все вместе обедали в одной комнате, а тут они меня не пригласили. Встречаю библиотекаршу, и она мне рассказывает, что по всему Ташкенту ходят слухи о том, что завтра крымские татары будут в школах резать детей ножами. Поэтому никто своих детей в этот день в школу не пустил.
Я спросил ее: верит ли она в это? Она ответила: да, верю, раз об этом говорит весь город!
Между моим и соседским участками была калитка, через которую мы ходили в гости друг к другу. Отношения у нас были очень хорошие, внуки и внучки всегда играли вместе, то в моем дворе, то в его. Они были таджиками, а мы – крымскими татарами. В один день перед Первомаем меня позвала жена и показала на калитку. Она была закрыта и с его стороны закручена проволокой. При встрече на улице мой сосед Мунавар ака со мной не поздоровался. То же самое сделала и его жена. Я был вынужден прямо спросить его: в чем дело? Он сказал мне, что весь город говорит о том, что 1 мая крымские татары будут резать людей, и особенно детей. Все верят этому и боятся пускать детей в школу. Об этом же говорили во всех узбекских и таджикских семьях.
Первомайские праздники прошли совершенно спокойно, и люди немного успокоились.
Глава 6
На родину, в Крым!
В национальном движении за возвращение в Крым я непосредственно не участвовал, но душой был с ними. Бывал на собраниях инициативников в Ташкенте, помогал деньгами, когда надо было отправлять делегатов в Москву. Из Бекабада мне привозили письма, а я передавал их нашим делегатам. Аким Эсатов привозил их мне, а я через своих людей передавал их поездами в Москву.
Ознакомительная версия.
