Целую вас. Привет Бастику, который съел нашу рыбу.
Саша».
* * *
Ниночка — бабушке.
«Дорогая бабушка! У нас тут столько событий случилось за последнее время, и обо всем нужно рассказать. Позавчера приходили в гости родители Миши Пименова, который больше всех кричит и мошенничает на крокете. Юрий Иванович принес шампанское, которое так и не выпили (Юрий Иванович — художник). У него с тетей Фридой разгорелся ужасный спор, сперва об «Оттепели» и о статье Симонова, а потом об Ахматовой, Пастернаке и Фальке. Юрий Иванович ужасно кричал, тетя Фрида чуть не плакала, а мы с Сашей сидели застывшие и так боялись, что они подерутся, что не могли вымолвить слова. Дядя Шура старался успокоить их, но на него все кричали. (Все-таки они не подрались)».
* * *
СПОР
(Ужасное происшествие)
Цвел по дороге подорожник,
Плыл волосатик по реке…[55]
Пришел к писателю художник,
Держа шампанское в руке.
«Жена художника» (картина!)
С ним вместе, как всегда, была,
Отца имея Константина,
Сама Наталией слыла.
«Жена писателя» (новелла!)
Гостей позвала ко столу,
Где кекс, задуманный так смело,
На вкус напоминал золу.
…Остатки сыра и тянучек
Сомнительный ласкали взор,
И гость решил, что будет лучше
Затеять умный разговор.
Затеять не за страх, за совесть;
И, верный своему чутью,
Назвал он Эренбурга повесть
И симоновскую статью.
Вполне освоив темы эти,
Он делал смелые мазки…
Идут часы, трясутся дети,
Притихли мирные Пески…
Хозяйка слышит: — Литработник!
Вы страшной обросли корой!
Не академик! Не герой!
Не мореплаватель! Вы — плотник!
Да, гостю было не до лоску,
Глазами страшно он вращал,
И подарить хозяйке соску
И погремушку обещал.
Туманит взор слезы вуалька
И, жертва бедная судьбы,
Она шепнула имя Фалька…[56]
Тут гость поднялся на дыбы.
Все потонуло в шуме, в гаме,
Рыдает в голос детвора…
Он Фалька потоптал ногами,
Про Эрзю заявил: мура![57]
Он долго бегал по балкону,
Себя не в силах превозмочь,
Подобно дикому дракону
Он фыркал пламенем сквозь ночь…
Хозяин, как военнопленный,
Дрожал, предчувствуя расстрел,
Назвав Наталию Еленой,
Он в страхе на нее смотрел…
Растоптан в доску подорожник,
Нет волосатика в реке…
Шел от писателя художник
Как самолет идет в пике.
……………………….
Любезный Юрий, свет Иваныч!
Вы потеряли килограмм?
Ведь это вредно — спорить на ночь.
Давайте спорить по утрам.
Давайте спорить громко, пылко
И, помните! Вас ждет бутылка!
Дружественный Вам
А. Раскин
Картина Ю. И. Пименова: комната на даче Пименовых в Песках.
[Про «Эренбурга повесть» («Оттепель», журнал «Знамя», май 1954 г.) и «симоновскую статью» («Новая повесть Ильи Эренбурга», «Литературная газета», 17 и 20 июля 1954 г.) подробно пишет Б. Сарнов в книге «Сталин и писатели», т. 4.
Летом 1954 г. споры, подобные тому, что разгорелся между Ф. А. и Ю. И. Пименовым, были характерны для интеллигенции. «Люди оттепели», как называет их Сарнов (имея в виду уже не столько повесть, сколько период нашей истории, которому она дала название), спорили с теми, кто был на стороне обрушившегося на Эренбурга К. Симонова, который защищал от него «наше замечательное советское искусство».
Эренбург выводит в своей повести двух художников: официального благополучного циничного Пухова и нищего, но не продавшего свой талант Сабурова. В образе Сабурова многие видели опального художника Фалька. (Про то, как в начале 1954 г. Ф. А. с подругой ходила в мастерскую к Фальку, см. К. Видре, «В мастерской у Фалька», http://www.vestnik.com/issues/2004/0414/vidre.htm. Автор приводит также запись из блокнота Ф. А. о похоронах Фалька.)
Пименова, одновременно и признанного, и не утерявшего таланта художника, которому творческая манера Фалька была глубоко чужда, раздражала расстановка сил в «Оттепели», где он не мог (и не хотел) идентифицироваться ни с Пуховым, ни с Сабуровым. Он был полностью на стороне Симонова, статью которого Сарнов характеризует как «начальственный окрик». Что касается Ф. А., то она, естественно, была «человеком оттепели» и начальственных окриков не терпела.
Добавлю только, что несмотря на накал этого спора, Ф. А. и Ю. И. врагами не стали, и в 1957 г., когда наша семья переехала в новую квартиру, Ю. И. пришел к нам на новоселье и подарил свою замечательную картину. На ней изображена комната на даче в Песках. На столе стоят знаменитые наши песковские ночные фиалки, за которыми мы ходили далеко в лес. — А. Р.]
3 августа 54.
Егор:
— Саша, давай обещаем друг другу, что постараемся зимой видеться каждое воскресенье.
Саша, с готовностью:
— Давай обещаем!
* * *
Саша:
— Егор, слушай, все-таки очень странно получается в «Земле Санникова»: ведь у них были жены на Большой Земле. Как же они стали выбирать себе новых жен?
Егор, подумав:
— А что же им оставалось делать?
Саша, с негодованием:
— Но ведь это нехорошо! Ведь у них уже были жены! Зачем же новые?
Егор:
— Но ведь те жены были далеко. А там сказано, помнишь: «Без женщин жить скучно».
4 августа 54.
Егор пришел нынче с тщательно подготовленным комплиментом:
— Поздравляю тебя, Ниночка! — сказал он, протягивая ей руки.
— Как? — возмутились мы, — поздравляешь с отъездом?
— Нет, с тем, что ее полюбили Пески — видите, дождик начинается? Это Пески плачут, прощаются.
На вокзале Егор поцеловал Нину в правую щеку, Сашка — в левую, а потом Саша и Егор долго еще бежали за поездом, махали руками и посылали воздушные поцелуи.
Песковские друзья Гали и Саши Алена и Егор Вальтер, 1954 г.
5 августа 54.
Саша:
— Егор, а почему ты дал такую клятву, что до 30 лет не женишься?
Егор:
— Видишь ли, мой двоюродный брат Миша очень рано женился, и моя мама сильно огорчалась тогда. И я, чтобы ее утешить, обещал, что женюсь не раньше 30 лет.
Саша:
— Уж лучше б ты поклялся жениться в 25. До 30 очень долго ждать, правда, мама?
8 августа 54.
