Политические партии ФРГ (за исключением «зеленых», которые считали недостаточным внимание, уделенное проблемам экологии) не выдвинули серьезных возражений против «плана Модрова»; критику вызвало лишь требование военного нейтралитета для единой Германии. В ГДР также почти никто не возражал (правда, ПДС настаивала на сохранении государственной самостоятельности ГДР при любых обстоятельствах). Однако детального обсуждения инициативы правительства ГДР так и не состоялось. Прибывший в Москву 10 дней спустя канцлер ФРГ, который ожидал, что план Модрова станет главной темой его переговоров с Горбачевым, получил самый неожиданный и самый ценный подарок за всю свою долгую политическую карьеру. Советское руководство внезапно для гостей передало судьбу ГДР в их руки. Горбачев предложил, чтобы «немцы сами договорились между собой» об условиях, на которых должно происходить объединение германских государств.
Советская запись беседы свидетельствует, что канцлер прекрасно подготовился к разговору с Горбачевым. Он начал с того, что правительство ФРГ одобрило предоставление СССР кредита на приобретение продовольствия, и добавил, что готов помогать всегда, когда в этом будет нужда. Вторым безотказным аргументом был намек на то, что Западная группа войск является, по существу, заложником возникшей в Восточной Германии неблагополучной обстановки. В контексте рассуждений о надвигающемся хаосе и грозящей радикализации восточных немцев Коль заявил: «В ГДР дислоцированы советские войска численностью около 400 тыс. человек. Там же живут жены и дети советских офицеров. Долгом советского руководства является их защита. Это элементарная логика, законный интерес, и я его поддерживаю». Только после этого он заговорил о предложенной им валютной унии с ГДР, реализация которой означала бы на деле объединение «с черного хода»: введение марки ФРГ в качестве единственного платежного средства в Восточной Германии неизбежно вело к ликвидации суверенитета ГДР.
Однако в Москве не могли (или не хотели) дать себе труд разобраться в том, что несет с собой на практике упразднение валюты ГДР. Горбачев заявил: «Центральный вопрос статуса единой Германии – в военной безопасности», на что Коль безмятежно заметил: «Здесь можно найти решение». Этого оказалось достаточно для того, чтобы советский руководитель произнес ту знаменитую фразу, которая вызвала еле скрываемый восторг у представителей ФРГ, никак не ожидавших такого скорого и полного триумфа. Она одним ударом изменила весь дальнейший ход переговоров о германском единстве. Эта фраза звучала так: «Наверное, можно сказать, что между Советским Союзом, ФРГ и ГДР нет разногласий по вопросу о единстве немецкой нации и что немцы сами решают этот вопрос». Какое-то время спустя Горбачев повторил это заявление в еще более ясной редакции: «Советский Союз и ФРГ с учетом мнения Модрова констатируют, что у них нет разногласий по проблемам единства Германии и права немцев сделать их выбор». И еще раз, чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений: «У нас с федеральным канцлером есть общее понимание того, что вопрос о будущем немецкого народа – а оно приближается, – о его государственности, о выборе, который он хочет сделать, – это, конечно, выбор немцев». К этому была добавлена информация о том, что СССР собирается в одностороннем порядке вывести свои войска из ГДР[147].
В опубликованном советской стороной 11 февраля сообщении об итогах визита Коля говорилось буквально следующее: «М.С. Горбачев констатировал – и канцлер с ним согласился, – что сейчас между СССР, ФРГ и ГДР нет разногласий по поводу того, что вопрос о единстве немецкой нации должны решить сами немцы и сами определять свой выбор, в каких государственных формах, в какие сроки, какими темпами и на каких условиях они это единство будут реализовывать»[148]. Ссылка на ГДР была некорректна – мнения ГДР по данному вопросу Горбачев не запрашивал.
Немецкая запись разговора, сделанная Хорстом Тельником, говорит сама за себя: «Гельмут Коль подчеркивает, что внутренние аспекты германского объединения и их международное обрамление должны рассматриваться вместе, и констатирует: [германское] единство станет скоро реальностью. Он предпочел бы располагать более продолжительным временем, но развитие остановить нельзя. Международные аспекты следует урегулировать в рамках разумного взаимопонимания, говорит он Горбачеву и добавляет, что они должны сообща формировать последнее десятилетие этого века. Поэтому за сегодняшней беседой должны последовать другие». Из конкретных вещей Коль упоминает о согласии ФРГ на границу с Польшей по Одеру и Нейсе, а также указывает на неприемлемость «нейтрализации» единой Германии; впрочем, он тут же обещает, что «территория НАТО» не распространится на территорию ГДР. В записи Тельчика ключевое заявление Горбачева выглядит следующим образом: «Между Советским Союзом, Федеративной Республикой и ГДР нет разногласий в том, что касается единства и права людей стремиться к нему. Они сами знают, какой путь им выбрать. Немцы на Востоке и на Западе уже доказали, что сделали выводы из истории, и с немецкой земли больше не будет исходить война». Тельчик добавляет: «Я едва успеваю точно записывать каждое слово – пропустить что-либо мимо ушей или забыть положить на бумагу означает возможность возникновения впоследствии недоразумений. Внутренне я торжествую: Это прорыв! Горбачев дал согласие на объединение Германии. Триумф для Гельмута Коля, который отныне войдет в историю как канцлер германского единства».
Далее Горбачев высказал пожелание, чтобы ФРГ учла экономические соглашения СССР с ГДР, и признал, что «нейтрализация» означала бы унижение для Германии (Тельчик: «Снова сенсация – Горбачев не связывает себя окончательно каким-либо решением; не назначается цена, не говоря уже об угрозе. Какая встреча!»). Генеральный секретарь ЦК КПСС согласился с лидером ФРГ, отвергшим идею конференции четырех держав по Германии, и провозгласил: «Ничто [не будет решаться] без канцлера!» Тельчик специально оговаривает, что Горбачев еще два раза повторил свою формулировку о немцах, которые «сами знают», и делает вывод: «Никакого недоразумения быть больше не может»[149].
До 10 февраля 1990 года наиболее вероятным путем к единству Германии оставалось достижение договоренности между всеми шестью участниками переговоров об объединении Германии и, таким образом, сохранение хотя бы формального равноправия ГДР и ФРГ на период строительства единого германского государства, как это и предусматривалось планом Модрова. Бесконечно более слабая и сотрясаемая внутриполитическим кризисом ГДР могла рассчитывать на то, что ее мнение будет принято в расчет только в том случае, если бы рядом с ней стоял СССР. Но 10 февраля СССР демонстративно отошел в сторону. Теперь речь могла идти лишь о скорейшем присоединении ГДР к ФРГ. Отныне нельзя было и помыслить о каком-либо равноправии между ними. Бонн сразу же отказался выполнять свои обещания о помощи ГДР, пока там сохраняется «старый режим», и заявил, что будет разговаривать лишь с «новыми людьми», когда те придут к власти в ГДР. Советский Союз дал на это свое согласие.
