Попытки МИД СССР начать параллельные консультации по вопросам объединения Германии в четырехсторонних рамках или на двусторонней основе (СССР-США, СССР-Великобритания, СССР-Франция) не дали результатов. Идея трехсторонних контактов (США-СССР-ФРГ) также не реализовалась. После фундаментальных уступок Горбачева интереса к консультациям с СССР ни у кого не осталось. Да, видимо, и тогдашнее советское руководство рассматривало подобные консультации скорее как бесполезную потерю времени.
Никакого «плана Маршалла», который ГДР неоднократно обещали западные немцы, она не получила. Помощи от ФРГ не поступило даже после замены правительства Модрова правительством де Мезьера в результате выборов 18 марта 1990 года, когда править ГДР стали вчерашние демонстранты. Бонн логично исходил из того, что чем слабее ГДР, тем легче и быстрее она примет условия ФРГ. 15 июня новое правительство республики было вынуждено взять кредит в ФРГ на 15 миллиардов марок ГДР – прежде всего для того, чтобы выплатить зарплату своим бюджетникам (7 миллиардов марок ГДР). Поразительно было то, что в последний период существования ГДР, несмотря на мрачные пророчества как своих, так и западногерманских экономистов, экономика республики, так и не получившая помощи Запада, все же не рухнула.
Оглядываясь назад, бывший заместитель директора Института экономики АН ГДР Клаус Штайниц подчеркивает, что нет и не было оснований объявлять ГДР банкротом. Он пишет: «На протяжении всех 80-х годов налицо был прирост производства и увеличение национального дохода. Среднегодовое увеличение национального дохода составляло в 1981-1989 годах 3,9%, в 1986-1989 годах – 3,1%. Хотя прирост производства снижался на протяжении 80-х годов, он составлял еще 2,1% в 1989 году. Ни разу не было падения производства, в то время как в Западной Германии в 80-х годах ВВП дважды сокращался или был нулевым. Ухудшение общехозяйственных показателей и прежде всего сокращение промышленного производства начались в ГДР только в связи с валютной унией – непосредственно перед ней и главным образом после нее»[151]. Таким образом, экономический упадок ГДР наступил лишь после начала ее объединения с ФРГ. О провале экономической политики ГДР можно говорить лишь в том смысле, что она оказалась не в состоянии выполнить поставленную перед ней идеологами нереальную задачу «догнать и перегнать» капиталистический Запад. Впрочем, это относится не только к ГДР.
Сейчас кому не лень приписывают себе главную заслугу в столь легкой ликвидации основы советского влияния в Европе, какой являлась ГДР. Этим занимаются и американцы, и западногерманские политики, и деятели оппозиции в ГДР, и даже поляки с венграми. При этом тщательно обходится тот факт, что главным фактором была готовность к уступкам со стороны СССР, заранее отказавшегося использовать весомый аргумент, состоявший в наличии размещенного в Восточной Германии ударного контингента советской военной мощи. В общественном мнении Советского Союза царило полное единодушие в отношении отказа от применения силы. В течение всего периода кризиса в ГДР, включая самые острые моменты внутриполитической обстановки в республике, ни разу ни в руководящих кругах СССР, ни в дискуссиях в обществе не вставал вопрос о советском вмешательстве в ее внутренние дела. Введение в действие стоявших на территории ГДР советских войск с целью переломить ход событий, как это произошло в июне 1953 года, было совершенно немыслимой перспективой. Даже тот факт, что к декабрю 1989 года в ГДР перестала функционировать вся система защиты правопорядка (министерство госбезопасности было официально упразднено, Национальная народная армия самораспустилась, Народная полиция запугана до такой степени, что полицейские боялись выходить на улицу в униформе), не послужил основанием для приказа о вмешательстве. Пока в ГДР не начались беспорядки, имеющие характер гражданской войны и ставящие под вопрос безопасность ЗГВ, использование контингента советских войск для восстановления спокойствия в стране было исключено. К счастью, гражданская война не началась, хотя временами казалось, что до нее остается совсем недалеко. Хватило дипломатических мер. В частности, огромную успокаивающую роль сыграла встреча четырех послов 11 декабря 1989 года, после которой в западной печати появились намеки на то, что охрану общественного порядка в ГДР могут взять на себя совместно войска всех четырех держав.
Для умелого политика не обязательно стучать по столу кулаком (или ботинком, как это делал Хрущев на сессии Генеральной Ассамблеи ООН), чтобы произвести нужное впечатление. Как правило, достаточно только намекнуть, что такое «стучание» возможно. Иногда хватает и того, чтобы просто отказаться принимать на себя обязательство ни при каких обстоятельствах не прибегать к подобному выражению чувств, если партнеры наверняка знают, что и кулаки, и ботинки (а также танки) имеются в достаточном количестве. В случае с ЗГВ партнеры это знали. К тому же рядом с Горбачевым были люди, которые настаивали на том, что СССР располагает необходимыми материальными и психологическими возможностями, чтобы избежать капитуляции и добиться ограждения своих самых насущных интересов.
18 апреля 1990 года В.М. Фалин представил Горбачеву записку с детально разработанными предложениями относительно дальнейших действий по урегулированию кризиса в ГДР и вокруг нее. Фалин считал необходимым положить конец ситуации, при которой «с момента краха режима СЕПГ в ГДР европейская политика СССР по крупному счету впала в полосу раздумий и самоанализа, чтобы не сказать – депрессии». Он требовал категорически настаивать на заключении мирного договора с Германией (который можно было бы именовать «актом мира», чтобы не раздражать ФРГ), поскольку он является «единственным шансом состыковать объединение Германии и общеевропейский процесс, хотя по времени они разойдутся и, похоже, серьезно». В основу соответствующего документа следовало положить «принцип отказа от насилия как средства национальной политики. Он дополнялся бы обязательством не допускать использования немецкой территории третьими странами или группами стран для проведения политики силы по отношению к кому бы то ни было в Европе или за пределами Европы». Фалин предупреждал, что «уход трех держав от мирного урегулирования тождественен намерению погасить права Советского Союза как державы-победительницы и как архитектора [послевоенного устройства] и союзника ГДР при сохранении за США, Англией и Францией весомого пакета «первоначальных прав», поскольку они перешли в Боннский договор 1952 года (с поправками 1954 года) и другие их договоренности с ФРГ». Как средство давления на три державы он предлагал выдвинуть проект мирного договора «в максимально благоприятном ключе для широких масс немцев и деловых людей» с перспективой «во имя полного и окончательного примирения наших народов подписать такой договор (акт) только с нами».
