Дружба с «графиней Пупковой» невольно повела и к восстановлению отношений с другими врагами Пушкина, в частности — с княгиней Белосельской, падчерицей Бенкендорфа.
«Прежде заезжал я на часок к княгине Зенаиде, которая принимает у младших Белосельских, к коим, между прочим, я езжу, — писал он жене в марте 1840 года. — Но с молодою княгинею с нынешней зимы начал опять кланяться».
Сегодняшний литературовед так написал о Вяземском: «В 1840-х годах Вяземский начал менять политическую ориентацию. Вместе с падением дворянской революционности закончился и самый плодотворный период в его творческой деятельности, хотя и в последующие годы он написал много прекрасных, отмеченных печатью большого таланта, произведений. И все-таки счастливые удачи выглядели случайностями на общем фоне словообильных и вялых стихотворений».
В двадцатых и в начале тридцатых годов Вяземский не раз выступает против Булгарина и Греча, сотрудничает в пушкинском «Современнике» и в «Литературной газете», его перо разительно и даже беспощадно.
«Я — термометр: каждая суровость воздуха действует на меня непосредственно и скоропостижно», — заявляет он о себе.
В 1822 году Вяземский совестит молодого Пушкина за его восторг перед подвигами Ермолова и Котляревского.
«Гимны поэта, — писал он А. И. Тургеневу по поводу „Кавказского пленника“, — не должны быть славословием резни».
В 1860 году Вяземский пишет оду фельдмаршалу А. И. Барятинскому, покорителю Кавказа, восторженный панегирик, полный имперского самодовольства:
«Вас избрал Царь — и глаз державный вождя по сердцу угадал. Ему в ответ, Ваш подвиг славный Его доверье оправдал. Ура Царю! Ура! три раза. Ура! младый фельдмаршал, Вам! Ура! Вам, ратникам Кавказа, Вам, древних дней богатырям».
С 1855 года Вяземский заведует делами печати, возглавляет цензуру. За несколько лет до этого он уже заявляет в печати, что в России «каждое слово есть обиняк» и «журналы наполнены этих обиняков и намеков».
Постепенно князь Петр Андреевич все выше и выше продвигается по государственной лестнице: он получает звание обер-шенка двора, посты товарища министра народного просвещения, сенатора, члена Государственного совета.
* * *
Пройдет восемьдесят четыре года, и Александр Блок с пророческим прозрением скажет:
«Пушкина убила не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха».
Петр Андреевич Вяземский.
А. П. Брюллов. Василий Андреевич Жуковский
А. П. Брюллов. Александр Иванович Тургенев
Первая страница письма А. Я. Булгакова П. А. Вяземскому «из черновыгравированной, но всегда белокаменной Москвы. 26 января 1837 г.»
Т. Райт. А. Я. Булгаков.
1843.
Н. де Куртейль. Пушкин и Вяземский в Архангельском. Фрагмент.
Г. Г. Гагарин. Бал у кн. М. Ф. Барятинской.
1830-е гг. Акварель.
Великосветский салон.
Акварель неизвестного художника.
1830–1832.
Князь Александр Васильевич Трубецкой («наикраснейший»).
1870-е гг.
«Рубль Трубецкого» — поддельный рубль Константина.
П. Ф. Соколов. Графиня С. А. Бобринская.
1827.
Графиня Э. К. Мусина-Пушкина.
Софья Карамзина. Копия с оригинала П. Орлова. Масло.
Неизвестный художник. Д. Н. Гончаров
1835.
Андрей Карамзин.
Литография Л. Вагнера.
А. П. Брюллов. Н. Н. Пушкина.
1831–1832.
Ф. А. Бруни. Пушкин в гробу.
30 января 1837 г.
Церковь Спаса Нерукотворного Образа на Конюшенной площади. Здесь отпевали А. С. Пушкина
Князь А. И. Барятинский. 1830-е гг.
Черновой автограф стихотворения «Смерть Поэта» с профилем Л. В. Дубельта.
1837.
Р. К. Шведе. Лермонтов на смертном одре.
Масло. 1841.
Глава пятая
«НАДМЕННЫЕ ПОТОМКИ». КТО ОНИ?
Итак, попытаемся прикоснуться еще к одной вроде бы неожиданной загадке. Отчего вот уже почти полтора века не затихают литературоведческие споры вокруг хрестоматийного стихотворения «Смерть поэта»? О каких «вопиющих несоответствиях» заявляет Ираклий Андроников, когда пишет о лермонтовском шедевре?
Почему продолжают смущать ученых несогласованность начала и конца, эпиграфа и шестнадцати знаменитых строк прибавления?
Впрочем, не достаточно ли вопросов? Обратимся к известным текстам.
Эпиграф:
Отмщенья, государь, отмщенья!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видели злодеи в ней пример.
Последние шестнадцать строк, прибавление:
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — все молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он недоступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью —
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
Итак, что при сравнении бросается в глаза?
