Я улыбаюсь, душа моя переполняется радостью за Савелия. К этому времени более десятка советских резидентов изменили родине. Удар Крамарова в эту болевую для чекистов точку был настолько силен и ярок, что иностранный корреспондент «Литературной газеты», наверное, как и большинство наших разведчиков, работавший под журналистской «крышей», разражается на страницах газеты пасквилем на Савелия, совершенно бездоказательным, грубым, и предрекает артисту судьбу продавца сосисок. Заметьте, что сосисок, а не хот-догов, поскольку еда эта советскому читателю неизвестна и в лучшую сторону отличается от той, что ему предлагают.
Душа моя радуется: «Браво, Савелий!»
На волнах заокеанской жизни
Дефицит человеческой радости на нашей планете ощущается явно, если мы даже сравним объем драматического творчества на земле с юмористическим. Это легко объяснимо и нелегкой жизнью большинства людей, и тем, что они смертны, и, как остроумно заметил один из врачей, — смертны даже не на девяносто девять и девяносто девять сотых процента, а на все сто. Поэтому люди во всех странах мира ценят и почитают комиков, я подчеркиваю — люди, а не власти. Не будем вторгаться в тему отношений властей с творцами. Мы о ней уже немного рассказали в этой книге, тем более у творцов не всегда хватало сил и мужества сопротивляться властям, и, как заметил еще средневековый философ Эразм Роттердамский: «Иногда побеждает не лучшая часть человечества, а большая». Вспомним и еще одно мудрое высказывание, слова Антона Павловича Чехова о том, что к сорока годам человек сам делает свое лицо, разумеется, не лепит его заново или изменяет при помощи хирургического вмешательства, а отражает на нем пережитое им, даже черты уже устоявшегося характера. И не слишком много на земле людей, сохранивших до конца своих дней в душе, следовательно и на лице, доброту, честность, принципиальность… Савелий, конечно, был актером и, как вы узнаете дальше, мог сыграть даже злодея, но в обиходе сохранил свою неповторимую улыбку, идущую от доброты души. К сожалению, наша киноиндустрия почти не работала на великих комиков и, как справедливо заметил режиссер Марк Розовский, обошла она и Савелия Крамарова. Но не стоит преуменьшать значение его ролей, сыгранных в России. Ведь такие человеческие качества, отображенные им в фильмах, как жадность, трусость, глупость, раболепие перед сильными мира сего, на мой взгляд, извечны и некоторые роли Савелия могут существовать отдельно от фильмов и из них можно собрать отличный киносборник его творчества. Савелий создал себя как личность, впрочем, и прежде он не мог обмануть или предать человека и жил по гуманным религиозным заповедям, даже еще не будучи серьезно знаком с ними. И он не остановился в своем развитии, тем более находясь в свободной стране, где действуют гуманные законы, где люди живут раскованно и тяга к новизне, к эксперименту генетически заложена в них. Савелий был на концерте симфонической музыки любимца американской публики и друга Рональда Рейгана пианиста Либераче, кстати, самого высокооплачиваемого музыканта в Штатах, и поначалу был поражен его одеянием. На сцену вышел высокий обаятельный человек в немыслимой для пианиста парчовой накидке, усыпанной бриллиантами, стоимостью около миллиона, и… заиграл Первую симфонию Чайковского. Савелий заерзал на стуле, оглядываясь по сторонам, шокированный и накидкой пианиста, и тем, что пальцы его рук были унизаны драгоценными перстнями. Но не заметив на лицах зрителей удивления, а, наоборот, явное расположение к исполнителю, задумался над тем, что видит. Менялись номера, исполняемые пианистом, его накидки, а успех его у зрителей нарастал буквально с каждой минутой. Мало того — пианист позволял себе шутить между номерами, правда, шутил чаще над собой и своими одеяниями, но играл прекрасно, соблюдая чувство меры, играл популярные, доступные широкому зрителю симфонические произведения в сопровождении прекрасного симфонического оркестра. И тут Савелий понял, что Либераче решился, и удачно, на рискованнейший эксперимент: он нарушил традиционный образ классического пианиста, выходящего на сцену в строгом черном фраке, долго настраивающегося на игру с миной задумчивости и проникновения в суть исполняемого произведения, как правило, выученного наизусть и много раз отрепетированного. Он отнюдь не пародировал коллег. Он просто говорил зрителю о том, что искусство, тем более классическое, должно нести радость людям, не смотрите на меня с полными грусти или скорби лицами, сопереживайте — серьезному улыбайтесь, а иногда и радуйтесь вместе со мною, если есть чему. А мои дорогие накидки — это не похвальба богатством, а ирония над ним, я не трачу деньги на шикарные машины и виллы, а вынес их вам в виде одеяний на обозрение и для развлечения, зная, что вы интересуетесь, в какой необыкновенной накидке я появлюсь на сцене в следующем блоке номеров.
Играл Либераче замечательно и задорно и, как говорят артисты, завел до предела зал, обрушивший на него волны оваций. Захваченный непривычным для себя действом, искренне бушевал вместе с залом Савелий и уже не удивился, когда в конце представления Либераче спел нехитрую, но трогательную песенку о том, что душою он всегда вместе со зрителями, мысленно видит лицо каждого из них и будет видеть с любой высоты, даже с небес. К сожалению, Либераче через несколько лет умер от болезни, прозванной чумой двадцатого века. Савелий горевал о его гибели вместе с другими американцами.
Им понравился музыкальный эксперимент Либераче, но они буквально кричали от радости, выражая восхищение игрой традиционного классического скрипача Владимира Спивакова, на концерте которого Савелий побывал в городе Сан-Хосе. Пятитысячный зал был забит до отказа. А неподалеку, в Сан-Франциско, находился единственный в Америке театр с постоянной оперной и балетной труппой. Туда Савелий попасть не смог. Билеты были раскуплены на все спектакли сезона еще задолго до его начала.
Советский пианист Евгений Кисин, ныне пребывающий в Штатах, справедливо заметил, что в этой стране есть культура и бескультурье, но на симфонических концертах никогда не бывает пустых мест. И когда мне во время авторского вечера в Сан-Франциско один из русских эмигрантов сказал, что, по его мнению, американская доброжелательность, улыбки прохожих, неизменные благодарности за покупку и приглашение прийти еще, наигранны и неискренни, то я ответил ему, что даже если так, то мне приятнее встречать неискреннюю доброжелательность, чем искреннее хамство.
Савелия, уже после первой роли, заметили многие американские режиссеры и сетовали на его английский с европейским акцентом, на то, что не могут поэтому снимать его в своих фильмах.
