Мины стали падать чаще и гуще. За Коровиным плыл Максимов. Он умел держаться на воде лучше Семакина, этот колхозник из деревни Озерки Пудемского района, с берегов Чепцы. Семакин стал отставать. Его тянул ко дну автомат. Мешали гимнастерка и брюки. Максимов это заметил и подождал друга.
А мины продолжали падать, у самой воды раскалываясь на сотни смертоносных осколков. Максимов без слов взял у Семакина автомат, приказал заплыть вперед и стая приговаривать:
- Не маши часто руками, Николай, береги силы. А через минуту:
- Постарайся почаще нырять.
- Держись, держись, Иваныч.
Откуда только брались силы у немолодого многосемейного человека, с гибелью которого на этой своенравной реке могли остаться без кормильца несовершеннолетние дети. Почему до этого часа, три года никто не знал об этой богатырской выдержке удмуртского крестьянина и некоторые были склонны даже считать его за слабого и не совсем здорового.
А он плыл и плыл, навьюченный не менее чем пудовым грузом. Да еще находил силы помогать товарищу, не терял присутствия духа, твердо верил, что доберется до цели.
Недалеко от берега Семакина подхватил под руку Коровин. Обернулся к Максимову:
- Вытерпишь, старина?
- Раз приказ - все вытерпим, - кивнул связист.
А мины, проклятые мины продолжали преследовать. За троими с тревогой и нетерпением следили с нашего берега. С него уже били по немцам прямой наводкой. Но снаряды достигали только зримых и близких целей, глубина вражеской обороны оставалась неуязвимой. А оттуда лупили по переправе.
За троими наблюдали в бинокль. Прибежал к берегу освободившийся в штабе Голубков.
- Провод не перебило?
- Пока тянут.
Он взял у Ипатова бинокль.
- Мать честная, один прет два автомата и катушку.
- Я говорил, - довольный своим земляком, похвастался Ипатов. Александр Иванович может еще не это.
- Откуда же в Удмуртии пловцы? С Волги - другое дело.
- А у нас с Чепцы.
- И то верно. Вот молодец папаша.
А он плыл уже на пределе сил. Все чаще лезли в голову родные Озерки, жена, дети, односельчане.
Мимо уха просвистел осколок. Поцарапал висок. На миг в голове помутилось.
- Тонет, - бросил тревожно Голубков.
- Нет, это он хитрит, - с полной уверенностью уточнил Ипатов.
И как бы в подтверждение этих слов Максимов, действительно, опять появился над рекой. Силы его оставляли. Он держался на нервах. И еще на воинской присяге и приказе командира.
Капитан Коровин вытащил на берег разведчика Семакина. Тот распластался на земле и минуту не мог. шевельнуться. Потом повернулся к воде и вместе с замполитом стал тянуть Максимова.
Мины не задели ни провода, ни людей. Их стало меньше падать: пушкари, должно быть, накрыли несколько расчетов. Теперь надо было спасать пехоту и переправу от вражеских пулеметчиков и артиллеристов. Скорее искать цели, быстрее передать первую команду.
Трое уже не плывут, а ползут, перебегают.
- Ну как, товарищи, выдержим? - хочет подбодрить солдат замполит.
Он сам устал как черт. Заныла раненая нога. Мокрое обмундирование липнет к телу. Совсем не его дело было первым лезть в воду. Но таков уж характер у заводского-тульского.
Они ползут навстречу открытой опасности, в обход окопавшегося у переправы и за ней противника. По проводу уже передана команда "приготовиться", наш берег видит, как разматывается на спине связиста катушка. Голубков продолжает восхищаться земляками своего друга.
- Ну, Миша, такими солдатами надо дорожить.
- Хорошие люди. Письма им пишут из колхозов - зачитаешься, - с удовольствием поясняет Ипатов.
- Золото, а не люди.
- Дороже золота.
А у троих свой разговор.
- Я хорошо знаю Ипатова, - говорит на ходу замполит Коровин. - А вы, значит, тоже из Удмуртии?
- Тоже, товарищ капитан.
- Смотри-ка. Удмурты кому сродни: башкирам или мордве?
- Мордве больше.
- А при царе - вымирающее племя?
- Почти что.
- О, ребята, для вас Советская власть - мать родная.
- Для всех она мать. И сразу о другом:
- Смотри, Семакин, в роще батарея.
- Вижу, товарищ капитан.
- Давай, двигай.
И вот уже наши расчеты получают наводку: Грохают залпы. Сотрясается перед глазами троих безвинная роща. Взлетают на воздух куски металла и человеческие тела.
После рощи очередь за овражком. Там минометчики. Потом за сараями хутора - там окопались самоходки. По одному проводу работают два дивизиона. Семакину не привыкать командовать массированным огнем своих батарей.
Он уже отошел, этот здоровый на вид разведчик. Только гимнастерка и брюки на нем еще не высохли. От них идет пар, как и от обмундирования остальных. Все трое босые, без пилоток, без ремней, без документов: попал к фрицам - и не докопаются, кто такие.
А они не так-то уж далеко от троих. Кое-где в двухстах-трехстах метрах. Но приблизиться к берегу им не дают наши пушки. Да и прорвавшиеся танки наводят панику. Надо отступать, а не хочется. А может, и хочется, да нет на это приказа. Вот и держится гитлеровец, пока его не прихлопнет снарядом.
Наши корректировщики накрывают одну цель за другой. Семакин говорит прицелы, Максимов повторяет их и передает по проводу, Коровин хвалит обоих.
- Молодцы, товарищи. Вот спихнем еще пару самоходок, и переправа вне опасности.
А по ней уже загрохотали машины и повозки. Почувствовав ослабление огня, наши двинулись вперед. По всему берегу вверх и вниз от переправы начали вылезать из воды мокрые пехотинцы. И опять пошла, зашумела людская лавина, ломая все на своем пути. Голубков передал Максимову:
- Ну, папаша, спасибо тебе за работенку. Отличная работка. Давай сматывайся, мы двигаем к вам.
Услышав об этом, Александр Иванович сразу обмяк. Враз навалилась неестественная усталость, опять закружилось в голове. Плохо стало и Николаю Ивановичу Семакину. Навивать провод на катушки пришлось замполиту Коровину.
Он дал немного отдышаться солдатам, не донимал их и разговором, а когда наши запрудили уже весь берег, который час назад еще был в руках врага, сказал просительно:
- Ну, товарищи, пошагали. Недалеко наши.
И они пошли, трое босых, мокрых, грязных, навстречу тем, кого они спасли от лишних жертв, кому помогли быстро и точно расправиться с сопротивлением противника и снова выйти на оперативный простор.
Наступление развернулось еще более стремительно. После Западной Двины пали города Чашники и Лепель. В районе Лепеля наша дивизия освободила тысячи советских людей, обреченных на уничтожение в концлагере. Вскоре мы подошли по пятам врага к реке Березине. Форсировали ее уже с ходу. А за ней начали отбивать одну деревню за другой, поселок за поселком, пока шестого июля не вышли на границу с Литвой. В это время войска третьего Украинского и первого Белорусского фронтов освободили от гитлеровцев город Минск. Наш путь лежал теперь на Вильнюс.
