Точного ответа, как выжили две еврейки, лесбиянки, к тому ж граждане враждебной державы, не найти. Справедливости ради, следует отметить, что известны многие примеры, когда евреям, схоронившимся в заброшенных селеньях под чужими именами, удалось выжить (к примеру, тому же Даниелю Кенвайлеру). В данном же случае так произошло благодаря стечению обстоятельств, но с одним уточнением — эти обстоятельства Гертруда создала сама. Близкая дружба с несколькими влиятельными, провишистски настроенными соседями, пособничество Петэну и полнейшее умолчание своего еврейства явно в их числе. Умолчания, по всей видимости, не хватало для налаживания социальных контактов с местным населением, пришлось разделять веру деревенских жителей во всякого рода предсказания святых (из письма Вильяму Роджерсу): «Я недавно соприкоснулась с многими из новых старинных предсказаний, поскольку каждый приносит их ко мне, каждый рассказывает мне о них, и мне это нравится». Такое единство верования с местным католическим населением воспринималось жителями по меньшей мере как сочувствие к их религиозным убеждениям.
Ну, а может быть прав сэр Франсис Роуз, верный и испытанный друг Гертруды и Элис? В мемуарах Рассказывая о жизни, вышедших в 1961 году, сэр Франсис Роуз на последней странице повествует о встрече незадолго до войны с Германом Герингом, с которым был близко знаком:
Прежде чем я ушел, он [Геринг] обещал, что случись что-нибудь с Францией, он проследит, чтобы Гертруда Стайн и Элис Токлас находились в безопасности и не испытывали финансовых затруднений. Он также пообещал безопасность Бернару Фею. И рассмеялся тогда над моими страхами [касательно Франции], но, направляясь в машине к аэродрому, поджидавшему нас, я почувствовал, что смех его был не искренен, а сам он охвачен беспокойством. Я был убежден, что его планы ни к чему не приведут. Однако обещание он сдержал, как поступал всегда в подобных случаях.
Многие не склонны доверять Роузу и его словам.
Кто рассудит, где правда?
Со смертью начинает история
Вернулись женщины в Париж в середине декабря 1944 года. Задержку вызвало письмо от соседки по квартире на улице Кристин. Соседка, американская художница Катрин Дадли, сообщила, что разыскала их прежнего мастерового, русского эмигранта Швидко, и тому потребуется несколько недель для приведения в порядок квартиры. В отсутствие хозяев многие предметы исчезли — немцы, оставляя Париж, грабили квартиры. Но волею случая картины уцелели. Дадли живописала, как их спасли; помогла девушка, работавшая по соседству и услышавшая шаги немцев:
Они пытались выставить ее за дверь, но девушка не унималась. Немцы разъярились при виде картин Пикассо, вопя, что разрежут их на куски и сожгут: ‘De la saloperiejuive. bon à bruler!’[72] Ha большую картину обнаженной в розовых тонах — ‘cette vache’! Они узнали ваш портрет, сделанный Роузом — у них была ваша фотография. <…> Девушка помчалась в свой офис, вызвала по телефону полицию, и через 10 минут, к вящему удовольствию толпы, у дверей появился комиссар полиции с 30 агентами. В этот момент гестаповцы в спальне примеряли ваши китайские пальто.
Немцы, выпотрошив несколько чемоданов, ретировались, заперев квартиру на ключ. Но девушка, дождавшись их ухода, вставила новый замок.
Бернар Фей в интервью 1973 года добавил детали к сказанному. Пикассо позвонил ему и попросил уберечь картины от мародеров. Фей связался с графом Меттернихом, ответственным за охрану произведений искусства во время оккупации. Коллекция Гертруды числилась в реестре Германской администрации по еврейской собственности. Меттерних попросил опечатать квартиру, что и было сделано после длительной бюрократической борьбы между двумя администрациями. Коллекция была спасена.
Прождав месяц, загрузив все, что можно было, в грузовик, продрожав всю холодную и дождливую ночь в поездке, вся троица (не забудем Баскета) вернулась в Париж. По дороге их остановили бойцы Сопротивления, желая выяснить, кто они такие и куда направляются. Открыли портрет Пикассо. Элис предупредила: «Осторожней, это картина Пикассо, не повредите ее». Упоминания имени знаменитого художника, к тому времени ставшего членом коммунистической партии Франции, оказалось достаточным для пропуска: «Поздравляем вас, мадам, вы можете проезжать»
Их квартира была на замке, все было приведено в порядок. Утренний осмотр на кухне выявил отсутствие серебряных подсвечников и других ценных предметов утвари. Исчезло постельное белье, кухонные принадлежности.
Узнав о приезде, собрались прежние знакомые: консьержка и секретарь владельца дома, переплетчик — все прибежали с вопросами и рассказами о том, как приходили гестаповцы.
Немедленно появился Пикассо. Они обнялись. Все пришли в радостное волнение. Привезенный с собой большой красивый стол времен Генриха IV отдали Пабло, в квартире места для него не нашлось.
Неожиданно на пороге возник Хемингуэй: «Привет, Гертруда, я стар и богат. Давай прекратим цапаться». На что она ответила: «Я не стара. Я не богата. Давай продолжим схватку».
Франсис Роуз приехал в Париж в связи с предстоящей выставкой и, уж конечно, навестил своих обожательниц. Немедленно откликнулся и Брейвиг Имс. Бывший шалопай с нескрываемой гордостью сообщил, что во время войны работал в Информационном бюро, вещавшем на Францию, а ныне открывает в Шербуре радиостанцию[73].
Стали приходить письма от друзей, жаждавших узнать о самочувствии женщин и расспросить о подробностях жизни в оккупации.
А затем на улицу Кристин посыпались визитеры — как старые знакомые, так и американские журналисты. Похоже, что четырехлетняя жизнь в покоренной Франции, из которой два года в полном отрыве от внешнего мира, добавили популярности Гертруде. Среди посетителей были и два Дональда, оба литературоведы — Сазерленд и Геллап, оба будущие биографы Стайн.
Но особенно популярной Гертруда стала у солдат. Летом 1945 года, каждый раз отправляясь в парк на прогулку (с собакой, естественно) она останавливала солдат на улице, расспрашивала, откуда родом, как служилось, что намереваются делать.
Преисполненные глубокой благодарности к освободителям женщины открыли им свои сердца и дом. Материнский инстинкт никогда не покидал обеих. Не было дня, чтобы кто-нибудь из военнослужащих, в одиночку или группами — иногда по приглашению, иногда случайно — не появлялся у них. Некоторые из посетителей читали свои стихи. Чай, пирожные, иногда ленчи, сопровождаемые историями о пережитых военных годах и рассказами о коллекции. Многие из солдат впоследствии поддерживали связь с Гертрудой, посылая благодарственные письма, делясь событиями их мирной жизни.
