из высокопоставленных пациентов, уговорил меня уйти в союзный ведомственный институт, открыть свою лабораторию изучения влияния полимеров на здоровье и писать диссертацию. С зарплатой, тоже значительно превышающей зарплату мужа в «Кремлевке». Зато теперь я сидела на одном месте весь рабочий день и с народом не встречалась.
Я высидела, сколько смогла со своей неугомонной энергией, а через несколько лет кардинально сменила трудовой профиль, и у меня начались приключения, которые растянулись на много-много лет…
Тому минуло уже почти полвека, а мои коллеги по этой работе так и прожили в этом «болоте». Без колыханий, всплесков, приключений и лихих американских горок. Тихо, спокойно, заурядно, как многие.
Немного про работу
Итак, я создала и возглавила лабораторию в ведомственном институте. Все было правильно и как у всех.
Работала, писала диссертацию. Режим был закрытый, и с 8 до 17 я должна была сидеть в здании. Поначалу даже по лестницам пятиэтажного корпуса бегала, чтобы энергию выплеснуть и не тыкаться носом в стол, засыпая. Директор, бывший пациент мужа, ласково пенял: «Получаешь большую зарплату и сиди.»
Мне ужасно надоело ездить на работу по Москве в час пик на трех видах транспорта с перескоками.
До метро надо было доехать одну остановку: я вскакивала в автобус на самую последнюю ступеньку, так что автоматические двери захлопывались вместе с моей одеждой, а иногда и костями. Это бы еще ничего — потерпеть три минуты, но с моим невысоким ростом я обычно упиралась носом в чьи-то, пардон, гениталии на ступеньке повыше. Моя тонкая душа не могла терпеть этого.
Потом от метро был трамвай и еще троллейбус, и на работу я приезжала уставшая, вспотевшая, нервная от спешки и хронического опоздания. Пару часов остывала. А дорожные впечатления оказывались незабываемы!
Вот пример — извините за отклонения от сюжета жизни и литературного языка. Московский трамвай битком (я ездила с Преображенки в Останкино). Вдруг один мужик, не видный в толкучке, громко выдал: «Срать хочу!» Народ завозмущался, раздался смех, реплики, а он в ответ на эти реплики: «А ты что, не срёшь?» Люди заволновались, но все, кто подавал голос, получали тот же вопрос. Это было слишком, но когда кто-то крикнул, что надо позвать милицию, мужик парировал: «А что, милиция не люди? Тоже срут!»
Народ грохнул, и кто-то (возможно, я, но не уверена) призвал, стараясь не показываться: «Вышвырните его из трамвая!» И что вы думаете? Отжали автоматические двери и выбросили его наружу. Наверное, потом смеялись полдня, как и я. Русским не откажешь в горьком чувстве юмора.
Я мало интересовала отца, занятого работой и женой, он снисходительно общался со мной с неловкой улыбкой.
ТАК БЫЛО ДО тех пор, пока отец мой, «создатель древесностружечных плит России», о чем я и не знала на тот момент, не оказался в необычной ситуации. Я писала диссертацию по влиянию полимеров на здоровье и обнаружила проект, позволяющий делать детские кроватки из ДСП (те самые древесностружечные плиты, из которых создавались тогда и дома, и мебель и прочее). Я встала стеной на защиту здоровья детей и нашла путь наложить запрет на эту инициативу.
Министр вызвал «на ковер» моего отца: «Вам подведомственны два института и несколько фабрик, производящих ДСП. Нужда в них огромная, а какая-то Попова запретила их производство».
И тут мой отец гордо сказал: «Это моя дочь!» — и министерство таки исключило использование ДСП для детских кроваток. Так я заслужила уважение отца, и наши отношения наладились и стали почти регулярными. Его хитрожопую жену больше я в душу не пускала и не реагировала на ее гнусные инсинуации.
А с моей бабушкой Женей, на которую мне с первой встречи было страшно смотреть, произошла трагикомическая история.
Она жила с сыном Иоганном, моим отцом, и его женой, той самой наглой особой. Невестку недолюбливала.
Как-то в споре эта невестка то ли ткнула старухе кулаком в глаз, то ли ударила. История умалчивает, что она сделала, но глаз у бабушки Жени ослеп.
Ее повели к лучшим офтальмологам — это были профессора Краснов и его сын, тоже уже известный офтальмолог.
Один из них предположил, что это опухоль, а второй — что гематома.
Но чтобы точно убедиться, глаз надо было вынуть. Вынули. Оказалось — гематома, но обратно вставили глаз уже стеклянный. Согласна, что история нешуточная. Но у нее есть продолжение.
Бабушка и так была не красавица, вся сморщенная, с крючковатым носом, глубокими морщинами под ним и тонюсенькой седой косицей, как крысиный хвост. Но умная. Когда-то она работала в санатории в Пятигорске и славилась умом и памятью. К примеру, она знала родственников Пушкина во всех коленах и ветвях, чем поражала собеседников.
Мой молодой муж потерял маму, которая меня терпеть не могла, потому что сыночек рано женился и не на той. Маме сделали посмертный портрет для могильной плиты: выпуклый, глянцевый, в немыслимых розово-голубых тонах, и этот портрет мой муж повесил на стене в середине гостиной. У портрета была особенность — он смотрел на меня с осуждением, в какую бы сторону я от него ни уходила по комнате. Следил глазами. Искусство!!!
Я отказалась заходить в гостиную, месяц не разговаривала с мужем, потому что он не хотел этот портрет со стены снять. Там было пыльно, а дома — душно и нервно. Муж упёрся!
Ситуация сложилась критическая. И тут мой мозг, по обыкновению, нашел решение. Я сказала мужу, что если он не снимет портрет, то я повешу рядом портрет бабушки Жени со стеклянным глазом. Чувство юмора и воображение разрулили ситуацию, и портрет свекрови упокоился в недрах «стенки» — так называлась мебель для гостиной.
Глава 2
Командировка мужа в Ирак. Трагедия
Мы с мужем работали, у нас уже подрастала дочка, а материальный уровень нашей молодой семьи оставлял желать лучшего.
Муж работал
