Во время землетрясения погибло всего два человека, однако водоснабжение и канализация в Сантьяго были нарушены, а это создало идеальные условия для распространения болезней. Факундо Бакарди закрыл магазины и добровольно занялся помощью пострадавшим по соседству — распоряжался раздачей бесплатной похлебки перед церковью Святого Фомы неподалеку от своего дома и главного магазина.
Последствия землетрясения пришлось устранять несколько недель, многие жители бросали свои дома и приходили ночевать в более прочные муниципальные здания. В поисках утешения santiagueros обращались к церкви, но там они не нашли сочувствия.
Местный архиепископ, испанец по имени Антонио Мария Кларет, счел землетрясение поводом обвинить свою паству в том, что она отклонилась от тропы благочестия.
«Господь поступил с нами так, как поступает мать с ленивым спящим дитятей, — объяснил он. — Сначала она встряхивает его кровать, чтобы разбудить его и заставить подняться.
Если ей это не удается, она бьет его. Добрый Господь так же поступил со Своими детьми, погруженными в греховный сон. Он сотряс их жилища, но пощадил их жизнь. Если это не пробудит их и не заставит подняться, Он ударит по ним холерой и мором. Так открыл мне Господь».
И вправду, прошло несколько недель, и в городе началась холера — хотя и неизвестно, была ли она послана Богом или нет, — и смертоносная эпидемия свирепствовала в городе два месяца. Пик ее пришелся на третье ноября, когда умерло девяносто четыре человека. На кладбище Святой Анны трупы лежали без погребения сутками — не хватало могильщиков. Прежде чем сойти на нет, холера выкосила десятую часть населения города. Среди жертв были шестилетний сын Факундо и Амалии Хуан и их маленькая дочь Мария, а также дед Амалии. Перепуганные, убитые горем, Факундо и Амалия решили увезти из Сантьяго оставшихся сыновей — восьмилетнего Эмилио и четырехлетнего Факундо-младшего. В декабре 1852 года они отплыли в Испанию, где рассчитывали прожить некоторое время у родителей Факундо в Сидхесе.
Однако вскоре Факундо, приближавшийся к сорока годам, снова потерял покой и через несколько месяцев вернулся с семьей на Кубу — вернулись все, кроме Эмилио.
Факундо с Амалией оставили его на попечении друга семьи Даниэля Косты, жившего в Барселоне и пообещавшего позаботиться об образовании мальчика. Коста был человеком, наделенным утонченным вкусом в литературе и искусстве, и у такого наставника Эмилио прямо-таки расцвел. Между тем Факундо и Амалия, вернувшись в Сантьяго, столкнулись с самыми серьезными трудностями в своей жизни, — они еще не оправились после утраты двоих детей, а теперь вынуждены были преодолевать экономические сложности. Пока Факундо отсутствовал, его магазины разграбили, и ему требовались новые запасы товара.
Коммерческая активность в Сантьяго резко снизилась, поскольку многие жители покинули город. Покупатели, которым Факундо открыл пролонгированный кредит, не могли платить по счетам, и когда поставщики стали требовать денег, Факундо был вынужден обратиться за помощью к жене. Дед Амалии оставил ей десять тысяч долларов, и она разрешила Факундо вложить их в бизнес — в бухгалтерские книги их внесли как заем. Еще семнадцать тысяч долларов Факундо взял в долг у состоятельной крестной матери Амалии Клары Асти, женщины, которая не раз и не два приходила Бакарди на помощь.
Казалось, долгому экономическому процветанию Сантьяго пришел конец. Цены на сахар рухнули, мировое производство превысило мировой спрос, отчасти потому, что в Европе стали выращивать сахарную свеклу. Не самые преуспевающие владельцы сахарных плантаций на Кубе — их было непропорционально много именно на восточной оконечности острова, в окрестностях Сантьяго, — обнаружили, что их прибыли резко сократились, и то же самое произошло и с торговцами, которые вели с ними дела. К 1855 году фирма «Бакарди и Компания» объявила о банкротстве. Ликвидировав часть имущества и реорганизовав финансы, Факундо сумел спасти вложения жены и даже вернуть долг Кларе Асти — но через двадцать пять лет упорного труда, экономии и постоянных усилий оказалось, что ему нужно все начинать заново.
На выцветшей семейной фотографии 1880 годов — считается, что это единственное сохранившееся изображение Факундо, — мы видим, что он был худощавого сложения, с узким точеным лицом. Он чисто выбрит, коротко остриженные волосы зачесаны назад.
Его портрет, нарисованный уже после смерти на основе воспоминаний о его внешности, говорит о суровом характере. Брови Факундо сдвинуты, углы губ недовольно опущены, однако весь облик безупречно элегантен. Даже друзья называли Факундо Бакарди «дон Факундо», подчеркивая свое уважение. Впоследствии его домашние говорили, что Факундо никогда не появлялся без сюртука, в одной рубашке, — даже у себя дома. Черные штиблеты всегда были начищены до блеска, рубашки идеально накрахмалены, воротнички идеально белы, — дон Факундо был образцом солидного делового человека.
Каждый вечер, вернувшись домой после долгого трудового дня, он мерил дом шагами, сцепив руки за спиной, неподвижно уставясь перед собой и витая мыслями неведомо где.
«Ах, Факундо опять удалился в тишь», — замечала Амалия, понимавшая, что тревожить его нельзя. Это было время его ежедневной медитации, и он шагал по дому, пока его не звали обедать.
Чтобы добиться преуспевания в эту бурную эпоху, нужны были сильная воля и быстрый ум. Факундо Бакарди никогда не терял веры в то, что на Кубе можно сделать деньги, стоит лишь ухватиться за подходящую возможность. Мелочная торговля, как теперь понимал Факундо, для этого не годилась, нужно было начать что-то производить.
Со временем мысль приобрела четкие очертания. Надо делать ром.
* * *
Плодородная вулканическая почва Кубы, тропический климат, регулярные ливни и жаркое солнце сделали остров идеальным местом для выращивания сахарного тростника.
Поначалу сахарная промышленность развивалась медленно, однако к 1850 году Куба стала мировым лидером по производству сахарного тростника. За предшествовавшие полвека объемы экспорта сахара выросли вдесятеро. Пожалуй, мало какой индустрии в мире удавалось так стремительно расти и приносить такой быстрый доход.
Куба с ее густыми лесами и малочисленным населением поначалу была знаменита скорее стратегически выгодными портами и судоремонтными верфями, а не сельскохозяйственной продукцией. Сахарная промышленность появилась на ней лишь благодаря двум очень важным событиям, случившимся практически одновременно.
Первым из них была революция на Гаити, вспыхнувшая в 1790 году, когда отпущенные на свободу чернокожие жители острова заявили, что достойны считаться гражданами Франции в соответствии с Декларацией о правах человека — документом, вдохновившим Великую Французскую революцию 1789 года. Через год весь остров был охвачен полномасштабным восстанием рабов, последствием которого было то, что французские плантаторы бежали с острова, и гаитянская сахарная промышленность рухнула.
