- Сейчас, товарищ комиссар.
- Спешите, спешите, милок.
Подойдя к реке, Пожарский сразу бросился в воду и поплыл крупными саженками, по-волжски.
Купание доставляло всем громадное удовольствие. Красноармеец Мякшин вылез из воды, взобрался на бугорок и запел:
"Солнце ждет нас, зовет.
Вся природа в гости к себе просит:
И вода, и песок, и полянка, и лесок,
Ветер приглашение разносит..."
- Кончай купанье! - раздается команда.
Через несколько минут на реке снова покой и тишина.
На другой день с утра началась сильная артиллерийская
Непрерывно слышались тяжкие вздохи гаубиц, рев снарядов громыхание взрывов. Батальон находился в резерве.
Ласкин и Пожарский с напряженным вниманием наблюдали за артиллерийской подготовкой. В бинокль хорошо была видна каменистая вершина Заозерной.
Ежеминутно на сопке вспыхивало облако дыма, а затем ветер доносил звук - резкий и сухой.
Был ясный, солнечный день. На горизонте одиноко бродили стайки белых облаков. Жаркое солнце нещадно палило.
Ласкин посмотрел на часы: 15.00.
- Самолеты! - крикнул кто-то.
Все обернулись. Из-за сопок показалось звено самолетов, затем вынырнули еще два, потом еще...
Появление каждого нового звена сопровождалось возгласами восторга.
Кто-то попробовал сосчитать самолеты:
- Двадцать, тридцать. Еще девять. Еще...
Грозная туча самолетов, не знающая преград, уверенно приближалась к врагу.
Гул канонады дополнился гулом моторов. Он все усиливался, восхищал бойцов, вселял бодрость и уверенность в победе.
- Ну, самураи, держись! - воскликнул молодой лейтенант и, обращаясь к Ласкину, добавил: - Ну и красота...
Ласкин улыбнулся. Ему было понятно чувство своего соседа: и сам он испытывал гордость за силу советской техники, когда смотрел на огромные бомбовозы.
Самолеты приближались к озеру Хасан. Передовые из них уже летели над окопами противника.
На голубизне жаркого неба появилось белое облачко взрыва, за ним другое, третье. По самолетам била зенитная артиллерия самураев. Но взрывы были слишком низки.
И вдруг воздух дрогнул. Послышался глухой и мощный раскат взрывов.
Ласкин посмотрел на Заозерную. То, что он увидел, надолго запечатлелось в его памяти.
Огромные столбы дыма и земли возникали один за другим по всей линии окопов самураев. Огромное темное облако совсем поглотило сопку. Новые взрывы авиабомб на миг вздымали вверх дымные фонтаны, которые затем растворялись в черное облако.
Ласкин с увлечением смотрел на эту картину современного боя. Ему вспомнились слова товарища Ворошилова: "Кто силен в воздухе, тот в. наше время вообще силен".
Когда самолеты; вели бомбежку, внизу загудели танки и, поворачивая башни к врагу, тяжело поползли к подножию сопки.
Ласкин видел, как они поровнялись с линией наших окопов.
Мощная лавина бойцов ринулась за танками и вскоре обогнала их в своем стремительном беге.
Пехота шла штурмом на самураев. Впереди развевалось алое знамя. Японские окопы начали оживать. Сначала неуверенно, а потом все сильнее и сильнее хлынул свинцовый ливень из пулеметов, и вскоре по всему фронту возобновилась неугомонная трескотня пулеметов и ружейных залпов.
Японские войска упорно держались на сопке. Пулеметы, захлебываясь, поливали свинцовым дождем нашу наступающую пехоту.
В нескольких местах рвались вражьи снаряды. Но красноармейские роты уверенно поднимались к вершине. Впереди по-прежнему реяло красное знамя. Один знаменосец упал, сраженный пулей, но знамя тотчас же подхватил другой, и оно снова впереди, снова зовет и увлекает за собой...
Только под вечер, преодолев яростное сопротивление самураев, части Красной Армии прорвались к вершине Заозерной, и один из героев водрузил древко знамени между камнями гребня.
Это была поистине величественная картина. В наступающей мгле, под грохот и блеск взрывов, под зловещий визг непрерывного потока пуль, знаменосец бесстрашно стоял на гребне каменного выступа и укреплял знамя.
Простреленное пулями, оно развевалось на вершине, как символ победы.
Заозерная снова стала советской. Но часть скатов высоты была еще занята врагом.
* * *
На другой день, после полудня, командир части выстроил свои подразделения.
- Товарищи, - сказал он, - нам оказана большая честь. Нашей части дан боевой приказ: уничтожить противника на скатах высоты Заозерной...
Крики "ура" не дали договорить Ласкину.
Комиссар Пожарский призвал бойцов оправдать эту честь и уничтожить банду японской военщины.
Командир объяснил бойцам обстановку, познакомил с маршрутом, указал на особенности предстоящего боя.
- Все ясно, товарищи? - спросил он в заключение.
- Все, товарищ командир! - было ему ответом...
В огромной воронке от снаряда собралось летучее партсобрание.
Отеекр партбюро Дуреев поставил перед всеми партийцами задачу: быть впереди и вести за собой всех бойцов и командиров, быть всегда с массой.
- Задача сегодняшнего дня, - говорил Дуреев, - это большевизация Красной Армии. У нас есть все возможности сделать нашу часть партийно-комсомольской. Сейчас мы пойдем в бой.
Это - прекрасная проверка людей, их преданности нашей партии, родине. Нужно энергичнее, шире развернуть работу среди наших славных бойцов и командиров, и мы с честью выполним свою задачу.
После собрания одно из подразделений, с Дуреевым во главе, уходит на юг, чтобы занять оборону на берегу Тумень-Ула для обеспечения левого фланга от переправы японского десанта через реку. Другие подразделения уходят на Заозерную.
Красноармейцы шли к месту боя.
Панченко чувствовал необычайный подъем. Правда, волновал предстоящий бой, но кругам шли близкие товарищи, славные ребята, шли уверенные, бодрые. Командир и комиссар удивительно спокойны.
Некоторым хотелось петь, но петь нельзя. Кондратенко не вытерпел и шопотом повторял слова песни:
"Страна моя, Москва моя,
Ты самая любимая..."
Панченко тихо подпевал про себя...
Спокойствие и боевой задор товарищей передавались ему. Легкое облако тревожных дум испарилось, и на его место вселилось боевое чувство. Какая-то особенная радость охватывала его. она не помещалась внутри и сквозила во всем: во взгляде, в жесте, в улыбке...
Вспомнилась любимая девушка...
Она еще не знает, что он решил навсегда остаться здесь, в этом замечательном крае, служить в РККА. Придется ей приехать сюда. Какая будет радостная встреча!
Панченко начал рисовать себе картину будущей встречи, но взглянул на своего командира, и ему стало стыдно. Лицо командира отделения было серьезно и сосредоточенно.
- Ну и глупец, - подумал Панченко, - о чем я мечтаю...
