в пятом номере «Континента» за 1975 год [Терц 1975б]. Его имя вновь появилось на страницах журнала в 1986 году (номера 49 и 50), см. об этом далее. Синявский обратился в «Континент» в надежде предотвратить публикацию на его страницах клеветнической статьи, написанной С. Г. Хмельницким, которая уже была опубликована в израильском русскоязычном журнале «Двадцать два» (номер за июнь и июль 1986 года). Хмельницкий отреагировал на отнюдь не лестное изображение его Синявским под буквой «С» в «Спокойной ночи». Максимов, вполне, по-видимому, обоснованно, спрашивает, почему Синявский не обратился со своим письмом в журнал «Двадцать два», тем более что редактор последнего А. В. Воронель был его другом (впрочем, Синявский фактически это сделал). В этом Максимов был прав только отчасти. А. В. и Н. А. Воронель действительно дружили с Синявскими еще до суда, но отношения между ними испортились из-за статьи Хмельницкого, что и привело к неприятным и как бы беспричинным нападкам Нины Воронель на Синявского в ее мемуарах, написанных после смерти писателя. Там она не только вновь поднимает вопрос о его пособничестве КГБ, но и ставит под сомнение его способности как литературного критика и писателя, и даже прибегает к грубым личным намекам. См.: [Воронель 2003: 115–244].
Голомшток на вопрос соперничестве между писателями, отвечал, что, если оно и было, то исходило скорее от Солженицына, нежели от Синявского (частная беседа, декабрь 2006 года). По мнению Н. В. Воронель, напротив, именно Синявский завидовал Солженицыну. Однако, принимая во внимание общий негативный настрой ее воспоминаний, не следует придавать излишнего значение этой точке зрения [Воронель 2003: 181]. При этом вполне естественно, что преданный друг Голомшток защищает Синявского.
Марья Васильевна подчеркивает, что во время суда Синявский и Даниэль как писатели были практически не известны. Благодаря процессу они стали не просто известны, но знамениты (Запись «Радио Свобода». Папка 16. Передача 6. Л. 7); см. также [Theimer Nepomnyashchy 1991б: 38]. Опрос, проведенный в 1989 году, когда в СССР постепенно становились доступными прежде запрещенные произведения (в том числе «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына и «Прогулки с Пушкиным» Синявского), показал, как мало людей на самом деле читали что-либо из сочинений Синявского, и насколько больше было тех, кто теперь проявлял к нему интерес: «по-видимому, интерес [к нему] объяснялся в первую очередь тем, что люди слышали о суде [над ним] и тюремном заключении». Главные события в жизни Синявского и Солженицына на удивление тесно связаны [Scammell 1984: 551]. М. Скаммелл предполагает, что, отдавая должное позиции Синявского и Даниэля, Солженицын был возмущен, что из-за них меньше внимания стало уделяться ему и его трудностям. В числе «проблем», упомянутых Скаммеллом, – изъятие советскими властями рукописи романа «В круге первом» 11 сентября 1965 года, «в щель между арестами Синявского и Даниэля» [Солженицын 1996: 118]. Солженицын был разочарован освещением в прессе «ареста» его романа и ареста Синявского и Даниэля.
На это обвинение Синявский отвечает, в частности, в статье «Диссидентство как личный опыт», говоря, что «пересылка <…> произведений на Запад служила наилучшим способом “сохранить текст”, а не являлась политической акцией или формой протеста» [Синявский 1986в: 136]. На деле в словах Солженицына немало лицемерия: в «Бодался теленок с дубом» он описывает, как в 1954 году делал микрофильмы некоторых рукописей, прятал их под обложкой книг и отправлял А. Л. Толстой в США – по той же самой причине, что и Синявский, а именно, чтобы сохранить их [Солженицын 1996: 11]. Солженицын в своем неодобрении того, что Синявский «ищет славу за границей», почти в точности повторяет слова Б. А. Слуцкого о Пастернаке на собрании московских писателей во время скандала из-за присуждения Пастернаку Нобелевской премии 31 октября 1958 года см. стенограмму собрания (HIA. Коробка 58. Папка 3. Л. 31).
Подтверждено Марьей Васильевной в частной беседе в Фонтене-о-Роз в январе 2007 года.
Синявский далее говорит о Солженицыне, что, по его словам, «каждый, кто уехал, – трус или беглец, кроме него, единственного невольного изгнанника. Это сразу испортило наши отношения». Также см. [Scammell 1984: 879].
В статье «Диссидентство как личный опыт» Синявский, не называя имен, говорит о «многих современных русофилах», осуждает их «склонность упрекать Запад», ставя присущую России христианскую «любовь» и «милость» выше идеи «закона». Синявский «против смешения ценностей духовных и земных, религиозных и политических» [Синявский 1986в: 142–143].
В беседах с Глэдом Синявский говорит о том, что надо отличать Солженицына как националиста и публициста от Солженицына-писателя [Glad 1993: 145–148; см. также Путренко 1990; Carlisle 1979: 4–5].
Хотя статья Солженицына формально не направлена против Синявского, его имя появляется достаточно часто, чтобы понять, что он является одной из мишеней (а возможно, и главной). По словам Фангера, «в вопросах комментариев и мнений практически любая точка зрения может найти публикацию в “подходящем” журнале. Противоположные взгляды, если таковые имеются, вероятно, тоже будут публиковаться в соответствующих “подходящих” журналах. Плюрализм (эмоционально насыщенный, но не до конца понятый концепт), как представляется, одобряется и практикуется почти исключительно в таком виде» [Fanger 1986: 1321].
См. также: «само понятие “диссидент” здесь как-то обесцвечивается и теряет свой героический, свой романтический, свой нравственный ореол» [Синявский 1986в: 139]. Синявский пишет о «вялой» борьбе: «Мы ничему, в сущности, не противостоим и ничем не рискуем, а как будто машем кулаками в воздухе, думая, что ведем борьбу за права человека», но «все это уже никакая не борьба, не жертва и не подвиг, а скорее благотворительность, филантропия».
Марья Васильевна в конце статьи добавляет: «Это был наш первый горький опыт эмиграции – привкус цензуры и такое знакомое советское слово “пробить”» [Синявский 1991: 162]. Похожая ситуация повторилась примерно десятилетием позже, когда Синявскому было отказано в возможности ответить в ВРХД на нападки Солженицына, и его статья 1985 года «Чтение в сердцах» вышла в «Синтаксисе» только в 1987 году.
См. подробнее материалы о встрече А. Д. Синявского и М. В. Розановой со студентами и преподавателями Литературного института имени Горького 4 марта 1992 года (HIA. Коробка 47. Папка 3. Л. 13–15). Марья Васильевна, объясняя появление
