– М-да, неплохо ребята прогулялись! – с уважением говорит Мураками. – Это вам не марафон бегать раз в полгода…
ХРОНИКИ СУШЕНОЙ КАРАКАТИЦЫ:
Мураками: А между прочим, то, что Сахалин – остров, открыл Мамия Риндзо. До этого даже русские думали, что это полуостров. А он, говорят, обошел весь остров по кругу и первый это доказал.
Ёсимото: Ну он ведь тоже не один это делал. Там его помощник с другой стороны шел, а потом они встретились. Половинка на половинку, так же?
Мураками: Понятно, в таких делах без помощи никак… Вон даже Цудзуки-куну в загранкомандировке ассистенты потребовались, что уж о Мамии Риндзо говорить![78] (Общий смех.)
Цудзуки: О да, без таких ассистентов я бы пропал!
Ёсимото: Ну то есть он не один это делал, я к чему…
Мураками: В общем, они шли, а потом посередине встретились и вместе поняли, что это остров. Классно задумано, да? А представляете – отошел бы Мамия в кустики пописать, а его помощник раз – и мимо протопал… Вот был бы кошмар!
Ёсимото: И ведь даже мобильника нет, чтобы спросить: «Алё-алё! Ты сейчас где?»
Мураками: И пришлось бы им делать еще по полкруга на каждого…
Вообще, чувствуется, Мураками много читал перед поездкой: историю сахалинской каторги, судьбы малых местных народностей и «японский» период развития острова (1905—1945) знает довольно неплохо.
– Значит, «гиляки» по-русски – «нивхи»? – уточняет он, вспоминая Чехова.
– Наоборот, – поправляет Им-сан. – «Гиляки» – это их русское название, сейчас уже не употребляется. Сами нивхи не любят, когда их так называют, это слово пренебрежительное.
– А «орочи»?
– Ороки, орочи, орочоны – это все тунгусские племена. Жили немного на Сахалине, но в основном на Амуре и в Китае немного. Да и тех уже тысячи две осталось. Очень похожи на североамериканских индейцев.
– Как и айны…
– Да. Но айны, наоборот, на материк не стремились особо. Вот они-то – коренные островитяне! Эти и в Японии, и на Сахалине, и на Курилах еще до нашей эры обитали. Монголы их били, китайцы били, японцы били. Только русские уже под конец не трогали. Здесь-то их больше нет, с местными жителями перемешались еще в начале ХХ века. Вот только на Хоккайдо еще и остались в резервациях.
– Так вот кому нужно Северные Территории возвращать! – осеняет Мураками. – Учредить на Курилах Айнскую республику, и дело с концом…
Классная мысль, думаю я. Осталось донести ее до Путина с Коидзуми. И пусть никто не уйдет обиженным.
Рынков теперь в городе три, хоть они и переходят практически один в другой, точно в каком-то запутанном коридоре: китайский, корейский и русский. На китайском толпа большая, качество среднее, цены высокие. На корейском толпа средняя, качество среднее, цены средние. На русском – как обычно: всего по чуть-чуть. Интересно, появится ли вскорости американский рынок? Или это сразу будет супермаркет из стекла и бетона с эскалаторами, скоростными лифтами и вертолетной площадкой на крыше?
Бродим по китайскому рынку. Все вокруг галдит, толкается и пристает на смешанном китайско-русском наречии. Впрочем, на китайцев часто работают смазливые русские продавщицы, так что общий язык как-то находится. С утра холодно, я хочу купить простецкую джинсовую куртку, но Им-сан машет на меня руками: «Ты что! На корейском в два раза дешевле!» Ну так уж и в два, сомневаюсь я, но следую совету «аборигена». В итоге покупаю за 750 рублей у корейцев китайскую тряпку, которую китайцы пытались всучить за 1500. При этом корейцы работают без русских помощниц, и у них-то с языком проблем нет. Позже, в автобусе, обнаруживаю, что петли для пуговиц почему-то зашиты, и прорезаю дырки перочинным ножом. Ну да ладно. Как говорит мой одесский папа, «а о чем еще вы собирались помечтать за такие деньги?»
Очень скоро от этого Вавилона у всех едет крыша. Выбираемся на улицу, устраиваем перекур и жуем русский хлеб с узбекским названием «лаваш». И тут мой глаз падает на что-то до боли знакомое, хоть и явно не от мира сего.
– Мураками-сан, а вот и вы! – говорю я и показываю на тулящийся меж домами книжный лоток.
Легкое оживление. На прилавках где-то между Сорокиным и Кундерой лежат «Страна Чудес» и «Призраки Лексингтона».
– А «Овцы» есть? – спрашиваю у продавщицы.
– «Овцы» утром кончились. Через недельку еще подвезут, приходите…
– А откуда подвозят-то?
– С материка, откуда ж еще. Хабаровск, Владивосток… Ну так что, вы это берете? Смотрите, «Конец Света» последний остался!
М-да… Вспоминаю, как год назад Мураками отвечал в Интернете на письма читателей. «Мураками-сан! Пишет вам домохозяйка из маленькой деревни на Хоккайдо. Вы знаете, у нас тут так трудно достать ваши книги! Я в книжном заказала – целых два дня ждала!» – «Это что! – отвечает Мураками. – Тут ко мне приезжал недавно мой русский переводчик Коваленин. Так он говорит, что у них в Сибири сколько ни заказывай, сколько ни жди – ничего не дождешься!» Вот как, думаю я. И года не прошло – а какой прогресс!
ХРОНИКИ СУШЕНОЙ КАРАКАТИЦЫ:
Интересно, что русские любят продавать книги не в магазинах, а в ларьках и палатках прямо на улице. Свои книги я там тоже увидел, сразу несколько. Вот здорово! Стоишь посреди улицы, копаешься в книгах и жуешь «чемчу» в свое удовольствие. Так здесь называют кимчи[79], которая в России ужасно популярна и продается чуть ли не в каждом киоске.
Лезем в автобус и еще минут сорок убиваем на поиски активированного угля в местных аптеках. Кто-то недобрый сообщил бедняге Цудзуки, что русские этим лечатся от похмелья.
– Я знаю! – убежденно говорит толстяк. – Вот что надо в Японию импортировать! Активированный уголь – лучший русский сувенир…
Упаковка десять таблеток – три рубля с мелочью.
– Сколько покупаем-то? – спрашиваю я толстяка, стоя у окошка аптеки.
– Десять? Нет! Для начала – пять. Потом посмотрим. Чай не в последний раз в России…
Всю дорогу, до ужина фотоманьяк Цудзуки рассказывает нам о своем плане – снять идеальный японский репортаж о питерской Кунсткамере. С выкладками о личности Петра Первого – и подробностями об инсталляции каждого экспоната самой извращенной коллекции всея Руси, если не мира.
– Вот поеду в Петербург зимой, когда никто там не толкается. Шубу соболью куплю, чтоб не замерзнуть. И такой материал сделаю – закачаетесь!
– А мне интересен Петербург Достоевского, – задумчиво говорит Мураками. – Может, и съезжу, когда время будет.
Угу, надеюсь и я. Будем живы…
Ужинаем в ресторанчике под задорным названием «Не бей копытом». Стены почему-то разрисованы картинами о Швейке, хотя кроме «Хайнекена» и «Балтики» никакого пива не подают.
