Другой акт был требованием помещика прислать четыреста ведер оброчного вина, «за оное вино с каждого гнезда денег по двадцати одному алтыну по две деньги с мирского совету положили».
В 1876 году Голышев публикует в «Губернских ведомостях» статью о старинных актах. «Старинные акты, — пишет он, — открывающие нам дела давно минувших дней, приносят неоспоримую пользу для истории разных местностей… жизнь прошлого, с ее хорошей и дурной стороной. К сожалению, сохранилось уже немного старинных актов… если и попадаются иногда рукописи, то благодаря какой-либо случайности, если что-нибудь пролежало незамеченным и ускользнуло от злодейских рук. Судьба таких рукописей самая незавидная…». Каждый акт — кусочек прошлой жизни. Акт 1705 года повествовал об истязании крестьян деревни Осинки Вязниковского уезда: «Староста Купре-ян Васильев, собрав многолюдство скопом нарядным дело сконьми и спищальми… приезжали под вотчину Государя моего под деревню Осинки нощным временем воровски… и… таскали били и увечили смертным боем…». Другой указ мстёрскому «укащику» требовал «оброчных и других денег» за вымощенный в Москве князьями Ромодановскими каменный мост. И грозили князья своему старосте: «а буде ты… вышеозначенных оброшных и всякого сбору денег на вышеписаный срок к нам в Москву не пришлешь и за ту твою неприсылку доправлен с тебя будет штраф, не малой и с приказу переменен будешь беспременно».
И в каждом почти номере «Владимирских губернских ведомостей» Голышев продолжал публиковать статьи: «Заметки о сохранении отечественных древностей», «Живописное и иконостасное заведение в ел. Мстёре», «Капустник в слободе Мстёре», «Старинные деревянные резные кресты», об упадке холуйских ярмарок, появлении парохода на реке Клязьме, о дамской швейной мастерской в Вязниках и по-прежнему — регулярные заметки-наблюдения о погоде.
Перестали появляться в газете статьи его учеников. Иван Александрович вспоминал:
«К сожалению, мои старания и заботы не оправдались: после нескольких попыток питомцы мои не пошли далее. Особенно заботился я о моем племяннике; из него не было пути: в молодых летах, в 1876 г., он утонул, купаясь хмельной. Один только, бывший тогда купцом, Н. Г. Доб-рынкин, по моему предложению избранный в члены статистического комитета, был прилежным деятелем».
Сам Голышев, подводя в 1878 году, в связи с сорокалетием, итоги своей общественной работы, писал, что с 1861 года опубликовал во «Владимирских губернских ведомостях» 103 статьи по статистике и этнографии, 43 — по истории и археологии, 107 — из современной хроники, 80 старинных актов. Итого: 338 публикаций только в губернской газете. «Для музея статистического комитета принесено в дар: старинных вещей, рисунков, этнографических предметов и своих сочинений — 84; и 28 литографированных рисунков для изданий комитета в 6400 экземплярах». В Московское археологическое общество подарено 64 разных предмета, в географическое — 47. Московское общество любителей духовного просвещения выбрало его в действительные члены, императорское русское археологическое общество — в члены-сотрудники. Не сумев быть на последних археологических съездах «по материальным соображениям», он принимал в них участие своими научными изысканиями, изданиями и выставками предметов старины.
6 декабря 1876 года умер Александр Кузьмич Голышев. В последнюю неделю перед смертью отец с сыном помирились. Иван Александрович ежедневно навещал отца. Александр Кузьмич «осознал свои ошибки», мирно расспрашивал сына, как идут торговые дела, а перед уходом его всякий раз говорил: «Прости меня христа ради».
Александра Кузьмича похоронили с почестями. Сын написал некролог, отметив, что отец сорок лет честно вел книжную торговлю, основал первую в губернии литографию, создал православное братство и девять лет был его попечителем, значительную сумму потратил на украшение Богоявленского храма, намерен был расписать его и изнутри…
На сырной неделе, по четвергам, молодые мстёрские девушки, одевшись в хорошие платья, собравшись по двое, по трое, везли на салазках на Мстёрку полоскать белье. Кухарки и работники в этот день отдыхали. Даже девушки из богатых семей, которые никогда дома не имели дела с корытом, в этот день не стыдились черной работы.
Это были своеобразные смотрины девушек. Разряженные, склонялись они в тот день над прорубью, встряхивали над водой кружевными оборками. Множество мстерян, особенно парней, кружась, как обычно, в масленичном катанье по слободе, специально проезжали возле полоскаль-ни, чтобы полюбоваться на девушек.
Мыли и полоскали тут, у мельницы, круглый год. По субботам, когда топятся бани, стирали белье, а потом сотни салазок волочили его к полынье, которая даже крещенские морозы не замерзала.
Три года назад, во время январской оттепели, лед обломился, и восемь женщин с салазками и бельем оказались в ледяной воде. Крику было на всю Мстёру. Те, что побойчее, быстренько выбрались из воды, а те, что позамешкались, потом заболели.
Иван Александрович вспомнил сейчас про этот случай, проезжая мимо праздничного девичьего полоскания на масленице.
Он возвращался из Владимира и вез новое свое издание — альбом «Памятники деревянных церковных сооружений».
Альбом получился замечательный: двадцать одна ли тография рисунков деревянных церквей, сделанных им во Владимирской округе. Одна другой краше.
Он испытывал огромное наслаждение, перерисовывав эти ветхие и, в большинстве своем, потом скоро погибшие деревянные церквушки.
Можно было издать и просто иллюстрированный аль бом. Но Голышев написал еще и сопроводительный текст изучив опять много всяких исследований «об искусстве русских издавна по части изделий из дерева». Голышев писал, что первые две деревянные церкви на Руси были построены еще до крещения Владимира. В летописи за 945 год говорилось: «А хрестеяную русь водиша родъ в церкви святаго Ильи, яже есть надъ ручаемъ…»
После крещения Руси греческое церковное зодчество оказало в основном влияние на каменные христианские постройки. А в деревянных церквах и часовенках «удержалось русское зодчество».
Основою деревянной церкви служил сруб избы, «к коему прирубался алтарь и крыльце», «над островерхим кровом приделывали шейку с главою, увенчанною крестом».
Церкви эти обычно строились жителями одной городской улицы или селения и назывались «обыденными».
В «Требнике Петра Могилы» описывался образ закладки такой церкви. Когда приготовляли подлоги, бревна для церкви, то звали епископа или иерея, и он трижды ударял в среднее бревно, «олтарное», глаголя: «Начинается дело сие во имя Отца и Сына и Святаго духа…» И называлось имя святого, в честь которого закладывалась церковь.
