Выданные обоймы патронов были израсходованы, бойцы стали вооружаться трофейными автоматами. На плавсредствах подходили фашистские десантники, батарейцы топили их. Кровопролитные бои продолжались более трёх суток. Израненные подразделения теснились к дамбе, а потом ночью её прошли и оказались на Эзеле. Здесь на полуострове Церель сражались днём и ночью. На второе октября от роты осталось около взвода, затем около сорока человек. Пятого октября мы приняли оборону в лесу около 315-й батареи. Она уже молчала. Ночевали в блиндаже, рано утром прилетел самолёт, обнаружил наш блиндаж и сбросил бомбы. Одна попала в блиндаж и весь разворотила. Много бойцов было убито. Это было шестого октября в 7 часов 20 минут. В 11 часов ночи бойцы кавалерийского взвода откопали блиндаж, высвободили оставшихся в живых и ушли в лес. Я не приходил в сознание. Пришли немцы, пленили живых, раненых расстреляли на месте. Меня бойцы спасли от расстрела.
В плену моя контузия стала понемногу отходить, и я стал разговаривать. Меня заботливо окружали трое бойцов, которые стались в живых из общего количества бывших в блиндаже. Нас привезли в лагерь Валги, который находился на границе Эстонии и Латвии. В этом же лагере находился капитан А.М.Стебель. Нас мучили голодом, холодом, очень много умирало. В мае 1942 года некоторых из нас стали раздавать крупным земельным крестьянам – кулакам. Я угодил к очень богатому хозяину – латышу. Он был богат и жесток, над пленными издевался. Кормили плохо и много заставляли работать. Его сын был полицаем.
С одним узником по имени Алексей мы договорились сбежать. Заготовили немного продуктов, табаку и ночью сбежали. Бежать не было силы, пользуясь темнотой, добрались до леса. Не зная дорог, вскоре мы напоролись на немцев, нас схватили, отправили в Рижскую тюрьму. Мы сказали, что сбежали из вагонов по перевозке пленных. Нас пятьдесят дней держали в тюрьме, затем направили конвоем в лагерь Саласгрива. Это в семидесяти километрах от Рижского залива. В этом лагере нас с Алексеем Зинченко держали до ноября 1943 года, потом отправили в австрийский лагерь Вайден. [2] Австрийский концлагерь был огромный. Там были собраны пленные всех национальностей, русские, поляки, французы, евреи, чехи, болгары и многие другие.
Ввиду переполненности нас отправили в Польшу в концлагерь «Верхняя Силезия». Этот концлагерь был в десяти километрах от города Катовицы. Было нас не менее 500 человек.
Утром меня направили в угольную шахту, которая называлась шахтой Бис. Голодных и истощённых, нас опускали в подземелье, мы еле держались на ногах от головокружения. По разговору в шахте я определил национальность шахтёров. Это были поляки, немцы, шлёнские поляки, фольдюги. Фольдюгами назывались шахтёры, у которых отец был еврей, а мать немка, или наоборот. Меня завели в лаву, где были два немца и один поляк. Я рухнул на грунт от бессилия. Тогда они набросились на меня и начали избивать. Затем, окровавленного бросили в вагонетку, присыпали углём и отправили вагонетку к стволу. Мой стон услышал гиленский поляк по имени Роман. Он вытащил меня из угля, отряхнул, обтёр кровь на лице, посадил возле себя, дал кусочек хлеба и налил из фляги чаю. Он спросил меня о случившемся, я рассказал. Появился начальник участка шахты. Он пристально посмотрел на меня, но ни о чём не стал спрашивать. Было видно, что немцы, которые меня избивали, сказали ему, что я не захотел работать, и они меня проучили. Роман отвёл начальника в сторону, и они долго о чём-то разговаривали. Начальник ушёл, Роман подошёл ко мне и сказал:
– Будешь работать со мной, вместе будем отправлять до ствола вагонетки с углём и подавать пустые.
Так мы работали, я подменял Романа. Но это было редко, он сам всё делал. У нас был сменщик, фольдюг, звали его Оскаром. Он вёл себя надменно, на польском языке не разговаривал, к пленным относился пренебрежительно, всегда был чем-то недоволен. На вид был тощий, злой. Он всё передавал начальству, и мы его постоянно остерегались. Много я от него натерпелся. Как-то он закурил и бросил недокуренную папиросу, и когда я за ней потянулся, он наступил мне на руку.
Пленных опускали в шахту первыми и поднимали последними.
Шёл август 1944 года. Погода стояла прекрасная, природа щедро дарила радость людям, в саду зрели румяные яблоки, головки подсолнухов гнулись от тяжести. Нам это было недоступно, мы находились в шахте по 10 – 12 часов. Потом под конвоем приходили в грязный, вонючий барак. И так каждый день.
Однажды утром нас привели на работу. Я ожидал Романа, чтобы с ним спуститься в шахту. Он пришёл, и мы начали спускаться. Опустились на 800 метров, затем 40 метров прошли по лестнице. Время было достаточно, чтобы поговорить. Роман мне доверял, рассказал о событиях на фронте, какие города освобождены, где находятся русские войска. Русские войска находятся в Катовицах, и скоро будут здесь, сказал Роман. Потом я узнал, что Роман был польским коммунистом. На наши головы падал ливень воды, и Роман дал сигнал. Пришла вагонетка гружённая, затем пустая. Когда Роман ушёл, ко мне подошёл Оскар. Он стал разговаривать со мной на польском языке, что никогда не делал до этого. Он стал заискивающе добрым, угощал хлебом и чаем, меня это удивило и насторожило. Неожиданно он задал вопрос:
– Что сделают со мной русские, когда придут?
– Лично я бы тебя повесил, – ответил я спокойно.
Он никак не отреагировал на мои слова, старался войти ко мне в доверие.
– Русские недалеко, есть приказ немцев и поляков поднять из шахты, а военнопленных оставить и затопить, – сказал он мне на ухо, понизив голос.
Наш разговор прервался с появлением Романа. Зазвенел телефон, Роман взял трубку.
– Слушайте приказ, – кричал в трубку фашист, – немцам и полякам подойти к главному стволу, пленным оставаться на месте.
Роман положил трубку, я спустил его на сорокаметровую. На пульте остался Оскар. Всех немцев и поляков он переправлял к главному стволу, затем попросил меня спустить его к стволу. Пришла с углём вагонетка, он встал на уголь, и я опустил эту вагонетку в ствол. Когда вагонетка дошла до половины, я дал полный, и вагонетка рухнула, обратно пришёл оборванный конец семидесятиметрового троса. Так Оскар ответил за всё.
Когда все немцы и поляки подошли к главному стволу, они с Романом уже были осведомлены о плане затопления военнопленных. Ни один немец и поляк не захотели подниматься до тех пор, пока не поднимут всех пленных. Они не хотели отвечать вместе с фашистами за это злодеяние. Всех военнопленных подняли
