им нужно просто переждать минуту-другую, пока меня отпустит, а потом я сам встану и уйду с площадки. Что я и сделал. Но в тот день у меня родилась идея. Я все еще хотел отработать кое-какие моменты, поэтому, уйдя за боковую, притворился, будто продолжаю играть, будто я там, на месте Леона. До разводил мяч, а Леон ставил заслон. В это время я делал те же шаги и так же ставил воображаемый заслон. А когда Леон атаковал корзину, я делал то же самое следом.
Я назвал это «дублированием». Поначалу все смотрели на меня как бы говоря: «Что он такое творит, мать его?» На меня часто так поглядывали. Но Док увидел в этом прелесть и проявление интеллекта. Поэтому после этой истории мы все начали это делать. Если бы вы глянули за боковую линию во время наших разминок с мячом, вы бы увидели там двух-трех парней – не участвовавших в игре, – занятых воображаемыми поединками. Человеку со стороны, не знавшему, что происходит, это могло показаться глупым, но это было серьезное дело. Дублирование вынуждало нас концентрироваться и с пользой проводить каждую минуту тренировок.
Когда я был ребенком, я поначалу мог позволить себе только одни кроссовки – фейковые Jordan’ы из магазина Payless. Когда я надел эти педали в школу, детишки меня чуть не засмеяли. «Ох, блин, вы только гляньте на эти отстойные кроссы на Кевине».
Любимые кроссовки
1. Nike Garnett 3
2. Adidas Garnett 1
3. Jordan 11 Concord
4. Jordan 1
5. Air Force 1 (полностью белые)
6. Timberlands (цвета пшеницы)
«Они не так уж и плохи, – говорил Баг. Баг всегда меня поддерживал. – Я даже считаю их довольно стильными».
Они не были стильными. Они были реально убогими.
Когда ты молод, статус очень важен. С возрастом он приобретает еще большее значение. Друг рассказал мне об одном топ-менеджере звукозаписывающего лейбла, который заказывал себе ботинки ручной работы в Англии – по 1200 баксов за пару. Его гардероб был уставлен 125 парами. Другой тип с ума сходит по ковбойским сапогам. Из кожи аллигатора, страуса, буйвола, из телячьей кожи, из воловьей, из слоновьей – какой угодно. Предположу, что его коллекция стоит семизначную сумму. Вся его идентичность – вся самооценка – зиждется на этих ботинках. Когда обретаешь мудрость – а на это уходит целая вечность, – осознаешь, что статус не значит ни хрена. Но вполне возможно, что сказать это ты сможешь только обзаведясь каким-то статусом. Мне потребовалась целая вечность на то, чтобы попасть туда, где я мог гонять в кроссовках, не роняя свой статус.
Первыми брендовыми кроссовками, которые у меня были, стали кроссы от British Knights, хотя на самом деле они были не сильно круче тех убогих из Payless. Скажу больше, они были совсем не крутыми; они вешали на меня ярлык бедняка. А я ненавидел, когда на меня навешивали ярлыки. Со временем, когда я стал достаточно хорош, чтобы пробиться в команды, этот ярлык исчез. А возможно, и нет. Возможно, этот ярлык не исчезает никогда – настолько глубоко он сидит. Возможно, мы просто маскируем его, прикрывая сверху.
Я должен верить, что крутые кроссовки действительно отчасти маскировали мою боль. Или по крайней мере заставляли меня чувствовать себя лучше. Еще я должен верить в то, что то же самое чувствуют миллионы детей. Любопытно то, что этот феномен мировой кроссовочной культуры строится исключительно вокруг баскетбольной обуви. Беговые кроссовки занимают большую нишу, как и простые кэжуал-кроссы, но движущая сила всей индустрии – баскетбол. Причины этого так же очевидны вам, как и мне. Баскетбольные кроссовки придают походке упругость. Придают кач. Приподнимают тебя повыше, делая круче. Также баскетбольные кроссовки несут в себе стиль. Лучшие образцы отражают стиль игры баскетболиста, чьим именем они названы.
Это кристаллизовалось в 1989-м, когда мне было тринадцать. Слухи пронеслись по району, как торнадо. Пацана убили за пару Air Jordans. Красно-черных Air Jordans.
Это был переломный момент. Тогда и прозвучал сигнал. Сигнал о том, что один мир умер, а другой родился. Те кроссовки оказались самыми продаваемыми во всем мире – в любом виде спорта, в сравнении с любыми другими именными кроссовками спортсменов. Было продано свыше миллиона гребаных пар.
Послушайте меня внимательно: будучи взрослым лбом, я с ужасом думаю о насилии. С ужасом вспоминаю новость о том, что ребенок лишился жизни из-за пары кроссовок. Но это я вам говорю сейчас. А теперь позвольте мне переключиться на тот настрой, который был у меня тогда, когда я ребенком узнал эти новости. Мне нужно поделиться с вами этой реальностью.
Чего?! Что это за такие крутые кроссы, за которые убивают?
Тогда мы с моими пацанами помчали в магазин и – вот они, стоят на витрине Foot Locker, на пьедестале из плексигласа, под светом софитов.
Это был Святой Грааль.
Потом мы задаем вопрос, который задают все дети: «Сколько они стоят?»
Сто двадцать долларов!
Я никогда не слышал, чтобы кроссовки стояли $120.
В те времена кроссовки стоили по 30, 40, ну, может, 50 долларов. Высокий ценник лишь добавил им притягательности и легендарности.
Помните моего кореша Элдрика Лиамона, погибшего в юном возрасте? Так вот, когда он как-то поднял на улице большие бабки, он купил всем пацанам в районе по паре Air Jordans. Мы все расхаживали в этих кроссах, сердца у нас так и выпрыгивали из груди, мы смотрели на сучек свысока, ходили в них сначала неспешно, потом чуть быстрее, потом бежали, но нет, не играли в них, никогда – никто не хотел даже немного ушатать эти тапки. Air Jordan’ы были чем-то гораздо большим, чем просто кроссовками; они стали предметом вожделения, вокруг них началась настоящая мания. Что интересно – и очень важно, – в этих кроссовках не было белых элементов. Они были черно-красными. После того как сообщение об убийстве стало новостью общенационального масштаба, Nike заартачился и начал выпускать другие вариации кроссовок. Белую пару, красную пару, черную. Но эти версии сразу идут на хер. Ничто не заменит оригинальную. Святой Грааль был священным, священным, потому что за него пролилась кровь, священным, потому что он вдохновил миллионы «паломников».
То были времена, когда Nike выезжал на Джордане и делал на это главную ставку. Они, как одержимые, запрыгнули Джордану на спину и уже не слезали. Возили его в Париж. Превращали нарезки лучших моментов с ним в рекламные ролики. Приводили его в съемочные павильоны и говорили: «Надевай эти кроссы и данкай. Надевай эти кроссы и бросай трешки.
