Ознакомительная версия.
Впоследствии мы читаем у Лины Ивановны, что сестра-хозяйка санатория сделала Мире замечание и не разрешила ей присутствовать в комнате Прокофьева в послеобеденное время. Об этом она рассказала Лине Ивановне.
Чай. После чая Сергей Сергеевич снова работал. Оркестровал, как мы знаем, оперу «Семён Котко».
Он по-прежнему часто пишет Лине Ивановне:
Кисловодск, 28 июля 1939 года
«Дорогая Пташка,
Получил твоё письмо от 26-го, а перед тем от 23-го. Какая тоска с квартирами! То же самое, что было, когда мы пол-лета ждали нашу на Земляном. Хорошо хоть с Гаспрой вышло: есть хоть сознание, что имеется место, куда можно уехать с удовольствием. Ты спрашиваешь, ждать ли тебе квартиры à l'infinit[82] или плюнуть? Конечно, многое зависит от твоего морального и физического состояния, но гробить себя не за чем. В одном из предыдущих писем ты писала: „в конце концов мы не на улице“, и я вполне с тобой согласен. Во всяком случае если Майоров опять занят, и ты, не дождавшись, уедешь, то ce n'est pas moi qui vais te reprocher,[83] ты уж и так геройски отсидела месяц…»
Дальше следуют советы, как заказывать билеты в Крым, размышления по поводу дачи, рассказы о больших продвижениях в работе и блестящем музыкальном и артистическом обществе в Кисловодске, – Гиацинтова, Берсенев, Давыдова, Максакова, Завадский, Нейгауз, Кнушевицкий, Шпиллер… весь цвет.
Кисловодск, 1 августа 1939 года
«Дорогая Пташка,
У нас тут прекратился сахар: дают только к кофе, а чай – с мёдом и компоты все кислые. Говорят, Крым тоже без сахара, так что захвати с собой…
О твоей путёвке: кажется, есть новое правило, что если „больной“ опаздывает больше, чем на 6 дней, его путёвка аннулируется. Едва ли это применяется к Кисловодску, но всё же лучше известить Гаспру о твоем опоздании и предупредить их о дне приезда.
Я продолжаю оркестровать вовсю и сегодня отправляю 6-ю бандероль. Без малого готово пол-оперы.
Очень беспокоюсь, что ты так засиделась. Москва должна быть отвратительна. Хотя надо сказать и Кисловодск пока не очень блещет: всё дожди.
Эйзенштейну я отказал[84], узбекской филармонии тоже. Не поспеть всё сделать…
Крепко тебя целую, живу довольно тихо. Третьего дня собрался с Охлопковыми на танцульку, но они надули, что очень похоже на них.
Твой С».
В самых последних письмах, которые приходят теперь чуть пореже, остаются по-прежнему описания всех дел и связанных с ними переживаний, ужас перед грянувшей в Европе войной, но Прокофьев сильно отвлечён.
Всё лето он проводит в санаториях в обществе Миры. Она хочет этого и добивается своего.
Он ещё весь во власти прежней системы семейных отношений, пишет о детях, беспокоится о Мэмэ, но возвращение в Москву всё оттягивается и оттягивается.
Лина Ивановна отдыхает у моря одна.
Кисловодск, 10 августа 1939 года
«Дорогая Пташка,
Получил от тебя телеграмму, что 4-го летишь в Крым и только 8-го, что ты прилетела. Я уже беспокоился и утешал себя тем, что отъезд твой мог отложиться или же телеграмма о багополучном прибытии завязла… С заёмом тут была целая чехарда: все профессора подписывались по телеграфу, а кто не подписывался, тот посылал телеграмму: на сколько подписываться и когда? Мне тоже прислали из Союза композиторов, но я уже телеграфировал им, прося подписать на 3000, как в прошлом году… Эйзенштейн прислал 2-е длинное письмо и телеграмму, упрашивая снова согласиться на фильм, но я, подумав, всё-таки отказался, пообещав, однако, делать с ним парад при открытии Дворца Советов, что он тоже предлагает…
(…) (В Кисловодск приехал доктор Фельдман, – который по просьбе Прокофьева в своё время отдал Лине первую же горящую путёвку. Оркестровка подвигается. „Приехал Керженцев. Противно. И какое он вообще имеет отношение к учёным, разве что только душил искусство!“…)[85]
Крепко целую тебя и жду письма. Надеюсь, ты во всю наслаждаешься морем, только не перекупайся. Хорошо ли тебя устроили с комнатой?
С.»
Кисловодск, 20 августа 1939 года
«Дорогая Пташка,
Получил твоё № 1 из Гаспры и телеграмму о Майорове. Ну что ж поделаешь! Жаль, что в такое нерентабельное дело тебе пришлось ухлопать столько усилий и напрасного сидения в городе. …
Здесь жизнь течёт по-прежнему. Дожди почти каждый день, что на пользу работе: я на днях кончу четыре акта, останется 5-й. Путёвка у меня до 29-го, дальше не ясно. Всей оперы я к тому дню не кончу, а продлений в этом году как-то не дают, хотя собственно говоря могли бы, так как я принял участие в концерте…
Я тут несколько дней страдал немного животом, это здесь случается с многими, Говорят, нарзан заражён бактериями, и его можно пить только из бутылок… Вообще же меня осмотрел доктор и нашёл, что организм в хорошем виде. „Ещё долго будет пахать“ – сказал он.(выделено автором).
От детей – № 4 от 11 августа, оба очень занятных. Воображаю, как Bebin учится танцевать!
Жду от тебя писем. Продлят ли тебе путёвку на те дни, что ты опоздала? Или ты поедешь в Москву к открытию школы? Крепко обнимаю.
Твой С.»
В опубликованном в 2004 году дневнике Мира Мендельсон рассказывает о совместных походах в горы, поездках в Железноводск. 26 августа, в годовщину первой встречи, отправились в Адыл Су. Мира Александровна не забывает сообщить об учёных званиях спутников, описывает подъём в альпинистский лагерь, откуда совершались восхождения на Эльбрус.
«Узкие горные пути, острые каменистые отвесные спуски. Сергей Сергеевич шёл хорошо. Меня как будто несла волна чувства. Мне казалось, что здесь чувство приняло в себя что-то новое, что-то от чистоты горных вод, от суровости гор и удивительной тишины».
Отъезд всё же приближался. Мира возвращалась с родителями в Москву, Сергей Сергеевич в тот же день отправлялся на две недели в Сочи.
7 сентября 1939 года Сергей Сергеевич пишет Лине Ивановне из Сочи:
«Дорогая Пташка,
Вчера приехал сюда в Сочи, чтобы перед Москвой немного погреться после кисловодских дождей и холодов. Обещали мне устроить комнату, но ввалился на гастроли Московский Малый театр и занял всё, что возможно. Говорят, комната будет сегодня или завтра. (….)
Я ужасно взволнован войной, которая разразилась так стремительно (…) Разрушение польских городов – я так ясно вижу их перед собою, и Краков, и Варшаву, и Познань. Воображаю, что творится в Париже! Надеюсь, Мэмэ ещё на даче. Интересно, закрылось ли издательство и где рукопись моего виолончельного концерта. (…)
Ознакомительная версия.
