Пастернака удалось поставить во Франции на ту высшую ступень признания, которой он достоин, и тем самым якобы исправлена одна из величайших несправедливостей русской истории. В ответ на это письмо Пастернак писал: «Напрасно Вы думаете, что я чем-то был до романа. Я начинаюсь только с этой книги, все, что было прежде, - чепуха».
Активных мер к тому, чтобы пресечь использование романа «Доктор Живаго» в антисоветской пропаганде, предшествовавшей присуждению этому произведению Нобелевской премии, Пастернак не предпринимал. Он продолжал стоять на надуманной им точке зрения, что «Доктор Живаго» является произведением подлинного художника, но этого не могут признать в Советском Союзе в силу сложившихся общественно-политических условий.
23 октября 1958 года, когда стало известно о присуждении Пастернаку Нобелевской премии, он заявил одному из иностранных корреспондентов, что это известие он принял с большой радостью и полагает, что в Советском Союзе должны были бы приветствовать это присуждение в связи с тем, что именно член советского общества удостоен такой чести. Он надеется на положительную реакцию советских властей и общественности, но не исключает возможности того, что у него могут быть неприятности.
Не считаясь с возмущением советской общественности, Пастернак не желал отказаться от Нобелевской премии, а сделанные им заявления в печати носили двурушнический характер. На самом деле, как это установлено в ходе контроля за корреспонденцией Пастернака, он пытался отправить за границу ряд писем, в которых подтверждал свое удовлетворение присвоением ему Нобелевской премии и уполномочивал получить ее свою знакомую графиню де Пруаяр, проживающую во Франции.
В письмах к многочисленным зарубежным корреспондентам Пастернак постоянно подчеркивает, что якобы «сравнительно мягкие меры» по отношению к нему являются результатом поднятой кампании на Западе; заявляет о тяжелых условиях изоляции его от общества, якобы специально организуемой, о том, что его хотят якобы окончательно уничтожить различными путями вплоть до материальных ущемлений.
Так, в письме от 3 января 1959 года некоему Маку Грегору Пастернак писал: «Я напрасно ожидал проявления великодушия и снисхождения в ответ на два моих опубликованных письма. Великодушие и терпимость не в природе моих адресатов, оскорбление и унижение будут продолжаться. Петля неясности, которая все больше и больше затягивается вокруг моей шеи, имеет целью силой поставить меня в материальном отношении на колени, но этого никогда не будет. Я переступил порог нового года с самоубийственным настроением и гневом».
В последнее время озлобленность Пастернака усилилась. Это видно, в частности, из его письма в ЦК КПСС, проект которого зачитывался сожительницей Пастернака Ивинской и стал известен нам. «... Я понимаю, я взрослый, что я ничего не могу требовать, что у меня нет прав. Что против движения бровей верховной власти я козявка, которую раздави - и никто не пикнет. Но ведь это случится не так просто. Перед этим где-нибудь обо мне пожалеют. Я вообще по глупости ожидал знаков широты и великодушия в ответ на эти письма (речь идет о письмах в печати)». Далее в письме содержатся злобные выпады.
В результате наблюдения за Пастернаком установлено, что ряд лиц из числа его близкого окружения также не разделяет точки зрения советской общественности и своим сочувствием в известной мере подогревает озлобленность Пастернака. К числу таких лиц относится сожительница Пастернака Ивинская О. В. Происходит она из дворян, характеризуется как умная, но морально разложившаяся женщина. В 1949 году арестовывалась как высказывавшая антисоветские настроения и имевшая связь с аферистами. Впоследствии была освобождена как «осужденная без достаточных к тому оснований».
Как видно из имеющихся материалов, Ивинская не прочь эмигрировать с Пастернаком за границу, в связи с чем пытается склонить последнего к оформлению развода с нынешней своей женой и зарегистрировать официальный брак с Ивинской. В настоящее время высказывает антисоветские настроения. Пастернак находится под ее большим влиянием.
Банников Н.В., член КПСС, старший редактор Гослитиздата, длительный период времени являлся редактором литературных произведений Пастернака, высказывает антисоветские настроения, разделяет позицию, занятую Пастернаком.
Отрицательно также влияет на Пастернака писатель Всеволод Иванов и его жена Эфрон А. С. - дочь поэтессы М. Цветаевой.
По последним данным, Пастернак высказывает беспокойство в связи с ожидаемым приездом английской парламентской делегации, опасаясь особого интереса к нему со стороны английских корреспондентов. Высказывает в связи с этим желание уехать на некоторое время в Тбилиси».
Как ни трудно было отрываться от заведенного распорядка и переписки, душевно его поддерживающей, ослушаться было нельзя. Отказавшись от приглашения Паустовского пожить у него в Тарусе вместе с Ольгой Ивинской, Пастернак выбрал Тбилиси, вызванный тревожными известиями от Нины Табидзе. Зинаида Николаевна просила сохранить их приезд в тайне и не устраивать торжественной встречи. 20 февраля Пастернак вдвоем с Зинаидой Николаевной прилетел в Тбилиси. Нина Табидзе постаралась создать привычную обстановку работы и тишины в доме. Он взял с собой Пруста и Фолкнера для чтения. Много ходил по городу. В прогулках его сопровождала дочь Тициана Нита Табидзе. По вечерам в доме собирались ее молодые друзья.
После возвращения из Грузии Пастернак писал: «Смягчения моего положения ждать неоткуда. Меня в лучшем случае окружат экономической блокадой, как Зощенку. От меня требуется просьба об обратном принятии в ССП, неизбежно заключающая отречение от моей книги. А этого никогда не будет. Эта книга во всем мире, как все чаще и чаще слышится, стоит после Библии на втором месте».
28 февраля 1959 года из Тбилиси писал Ивинской: «Олюша, золотая моя девочка, я крепко целую тебя. Я связан с тобою жизнью, солнышком, светящим в окно, чувством сожаления и грусти, сознанием своей вины (о, не перед тобою, конечно), а перед всеми, сознанием своей слабости и недостаточности сдеданного мною до сих пор, уверенностью в том, что нужно напрячься и сдвинуть горы, чтобы не обмануть друзей и не оказаться самозванцем. И чем лучше нас с тобой все остальные вокруг меня, и чем бережнее я к ним и чем они мне милее, тем больше и глубже я тебя люблю, тем виноватее и печальнее. Я тебя обнимаю страшно-страшно крепко, и почти падаю от нежности и почти плачу».
Генеральный прокурор Р.А. Руденко предлагал 20 февраля 1959 года «перед началом допроса заявить Пастернаку, что его действия, выразившиеся в сочинении и распространении за границей антисоветских литературных произведений - романа «Доктор Живаго» и стихотворения «Нобелевская премия», которые содержат клеветнические измышления, порочащие советский государственный и общественный строй и стали орудием международной реакции в проведении враждебной деятельности против СССР, - несовместимы с нормами поведения советского гражданина, образуют состав особо опасного государственного преступления и в силу закона влекут уголовную ответственность;...
3) одновременно заявить Пастернаку,
