историю, то этот странно-протяжный 9-й являет собой звук нашей музыки будущего. Потирая Ре, он заставляет воздух вибрировать. У меня волоски на руках шевелятся.
Церковь ни разу не видела.
УТРО
Эндрю звонил из Цюриха, поделиться своими рабочими глвл. под прикрытием заботы о моем здоровье. Я знаю, он по-настоящему переживает за меня, так что не возражаю против его маленькой уловки.
Не прошло и часа, как звонил снова. Попытка отеческих наставлений + заботливые, строгие указания, чтобы я продержалась в его отсутствие.
Уже устала от молоч + мяс диеты.
УТРО
Новая, бесстрастно-решительная боль. Мои внутренности пытаются выбраться, лишь бы спастись от нее.
Не скажу медсестре. Не хочу морф.
ВЕЧЕР
Теперь могу читать. Просмотрела коробку новых книг.
Начала «Путешествие во тьме». Валлийская (?) писательница, выросшая, кажется, в Вест-Индии. Читается как этакие мемуары.
«Растение из каучука с блестящими, ярко-красными листьями, пятиконечными. Не могла глаз от него оторвать. Казалось, оно собой гордилось, словно знало, что будет расти целую вечность».
«Оркестр играл Пуччини и такого рода музыку, про которую всегда знаешь, что там будет дальше, и можешь как бы прослушать ее наперед».
Так красиво изложено. Это признак классической формы. Музыка, которую почти не нужно слушать, потому что все ее развитие задается формой. Прямо как Рис говорит в этом месте: «Всегда знаешь, что там будет дальше». Такая музыка порождает свое неизбежное будущее. У нее нет свободной воли. Только исполнение. Это роковая музыка. Прямо как перезвон, который я слышу изо дня в день. Ре Фа# Ми Ля сажает в уме + проращивает семя Ля Ми Фа# Ре раньше, чем услышит ухо.
УТРО
Морф.
ВЕЧЕР
Сн. морф. Наркоз может быть приятным (мне нравится покой, одн после я становлюсь меланхоличной + желчной), но, несомненно, отупляет повествование. Никогда не любила читать о каких-либо paradis artificiel [40] + точно не стану писать про собственный ступор.
ДЕНЬ
Утром Э вернулся из Ц, вид усталый. Устроил мне пикник-сюрприз. Поставил палатку у леса. Пикник ломился от яств + слуг, одн ему было не по себе. То и дело поглядывал на солнце, пробивавшееся сквозь ветви, словно оно его конфузило. Шлепал невидимых мошек у себя на лице. Но любезно ухаживал за мной. Даже пытался шутить. Пробежавшись по мелочам моего лечения и дворовым интригам сестринского поста, стал кружить вокруг опасений насчет цюрихских сделок. У него манера преподносить вопросы в виде категорических утверждений. Я дала ему понять, что удерживать позиции K, G, T было бы немудро. Тогда он пришел к заключению, что нужно телефонировать утром и сменить курс.
После ланча он заснул в палатке. Я выскользнула, чтобы прогуляться. Редко теперь бываю одна.
Вид скалы на фоне неба вызывает иллюзию, что земной шар вмещается в глазное яблоко.
Ловкие пальцы белки, ароматное многоцветье лепестков, каменный клюв, вделанный в лицо птицы, и прекрасная невероятность ее полета. Все своеобразие жизни проистекает из долгого ряда мутаций. Интересно, во что бы меня превратили клетки, мутирующие внутри моего тела, если бы не убили меня.
ВЕЧЕР
«Издалека смотрела я, как пишет ручка» [41].
УТРО
Тошнит
ДЕНЬ
На воздухе. Пешком до самой опушки леса.
Природа всегда не такая пестрая, какой я ее помню. У нее гораздо лучший вкус, чем у меня.
УТРО
Почти не спала.
Э снова в Ц. Отчасти по делам; отчасти потому, что моя болезнь ему невыносима. Он часто сердится на нее (а она, разумеется, во мне). Теперь я понимаю, как слабо все продумала. Я ведь столько раз так делала: легонько подтолкну его в нужном направлении, и он считает, что сам командует парадом. Как только я узнала об опухоли, мне нужно было сказать, что мне нездоровится, чтобы его врачи «обнаружили» мою болезнь + он бы принимал решения (все равно уже ничего не поделаешь). Я совершила ошибку, огорошив его безнадежной правдой, подкрепленной тестами + обследованиями, проведенными у него за спиной. Он выглядел не столько опечаленным, сколько растерянным. А затем я сказала ему, что мы едем сюда. Он последовал без возражений. Я никогда не даю ему быть полезным.
Неразумное меню:
Говяжий бульон, заправленный тапиокой
Мясной студень
Молоко
ДЕНЬ
Я говорю с медсестрой на ломаном немецком. Она цепляется за ломаный английский. Мы обе делаем вид, что так и надо.
УТРО
В бани и обратно. Дважды в день, в любую погоду, с огромной свитой.
Сейчас узнала, что 1-м врачевателем на этом курорте был Парацельс в 1535 + написал трактат о целебных свойствах этих вод. Ничего не знаю о Парацельсе, но помню, отец упоминал его в связи со своими Герметиками, Розенкрейцерами + т. п.
Интересно, не от него ли я узнала о связи Парацельса с этим санаторием, когда мы жили в Шв-рии, а потом подавила воспоминание? Не в этом ли была подсознательная причина, заставившая меня выбрать именно это место? Или это просто совпадение? Уже не узнаешь. Но как символично, что Последняя Тайна Природы откроется мне здесь!
Массаж. «Вот».
Эндрю звонил из Цюриха. Интересовался, как бы лучше подступиться к Кольбе. Сказала ему, мы можем выйти на него только через Ленбаха. Я прямо слышала, как все это складывается у него в уме, пока я объясняла.
Теперь, когда мы здесь по-настоящему одни, я вижу, как он + я одиноки.
Я устала не от него. А от себя, какой становлюсь рядом с ним.
Гемикрания.
ВЕЧЕР
УТРО
Nuit sans fin [42]
УТРО
Э звонил из Ц. Новые вопросы насчет К + Л. Попросила достать мне Zauberberg [43]. Будет чудесно прочитать наконец ее здесь. Странно, что она не лежит в прикроватных тумбочках каждого достойного курорта Шв-рии.
Хорошенько искупалась.
ДЕНЬ
Нет ничего более личного, чем боль. Она может касаться только одного.
Но кого?
Кто есть «я» в «я мучаюсь»? Если я буквально мучаю себя.
Не объединяет ли «мучиться» мучителя с мучеником?
УТРО
Морф.
ВЕЧЕР
Повела себя жестоко. Хотела бы винить морф. + его кислое послевкусие. Э, вернувшись из Ц, пришел на чай. Старался найти разг. В итоге заговорил о La Fiesolana. Сказал, что хотел бы, чтобы мы проводили там больше времени. Он столько бы всего мог мне показать. Семейную ист. и т. п. Если бы мы только чаще там бывали, сказал он.
Китч. Не могу подобрать англ. пер. этого слова. Копия, которая так
