не показывался. Я выглядела тогда не очень хорошо, и мы не могли толком поговорить. Он грустно постоял перед стеклом и через полчаса ушел. Время от времени мне передают от него привет. Лкетинга очень скучает – мне сказали, что он стал каждый день пасти коз, чтобы скоротать время. Поскольку в Вамбе знают, что mzungu в больнице, незнакомцы регулярно стоят перед окном и пялятся на меня и ребенка. Иногда приходят до десяти человек. Меня это всегда смущает, и я натягиваю на голову простыню.
Тянутся дни. Я либо играю с Напираи, либо читаю газету. Я здесь уже две с половиной недели, и все это время не было ни лучика солнца, ни свежего воздуха. И еще я очень скучаю по стрекотанию сверчков и щебету птиц. Я тихо впадаю в депрессию. Я много думаю о своей жизни и понимаю, что моя тоска по дому неразрывно связана с Барсалоем и его жителями.
Когда приближается время свиданий, я по привычке прячусь под одеялом, но тут медсестра сообщает, что ко мне пришли. Выглядываю одним глазом и вижу у окошка мужа и еще одного воина. Лкетинга радостно улыбается Напираи и мне. Он красив и счастлив, и это сразу поднимает мне настроение. Я бы с удовольствием подошла к нему сейчас, нежно его коснулась и сказала: «Милый, нет проблем, все в порядке». Я держу Напираи так, чтобы он видел свою дочь, и указываю ей на папу. Она весело брыкается и машет толстыми ручками и ножками. Когда незнакомцы снова пытаются заглянуть через стекло, я вижу, как Лкетинга прогоняет их. Я смеюсь, и он тоже смеется и что-то говорит другу. Его раскрашенное лицо озарено солнцем. О, я все еще люблю его после всего! Часы посещения заканчиваются, и мы машем друг другу. Визит мужа дает мне огромную энергию для восстановления.
На четвертой неделе мешок для сбора мочи убирают, потому что показатели значительно улучшились. Наконец-то я могу принять душ. Во время визита врач с удивлением замечает, какая я стала хорошенькая. Мои волосы собраны в хвост красной лентой, и я накрасила губы. Я словно заново родилась. Я счастлива услышать от врача, что через неделю смогу выйти на пятнадцатиминутную прогулку. Считаю дни до того момента, когда снова все будет как прежде.
Когда четвертая неделя подходит к концу, мне разрешают прогулки. Дочка висит у меня в канге. Я жадно вдыхаю тропический воздух, у меня перехватывает дыхание. Как чудесно поют птицы, как хорошо пахнут эти красные кусты! Теперь я ясно ощущаю радость от всего, в чем целый месяц отказывала себе. Мне хочется кричать, как я счастлива.
Я не должна отходить от нашего крыла здания, поэтому прохожу несколько метров вдоль других таких же окон, как и у меня. То, что за ними, ужасно. Почти все дети уродливы. Иногда в одной комнате стоит четыре кровати. Я вижу деформированные головы или тела, вижу детей без ног и рук или с косолапостью. У третьего окна замираю. Маленькое тельце с гигантской головой, которая, кажется, вот-вот лопнет, лежит неподвижно. Только рот двигается – наверное, ребенок плачет. Я не могу больше выносить это зрелище и возвращаюсь в свою комнату. Я совершенно подавлена, я никогда не видела таких уродств. Я понимаю, как мне повезло с моим ребенком.
Когда приходит врач, я спрашиваю, почему эти несчастные дети вообще живы. Она объясняет, что это миссионерская больница и здесь не проводится эвтаназия. Большинство детей – подкидыши, найденные у дверей больницы, и ждут здесь своего конца. Я в ужасе. Мне кажется, что я больше никогда не смогу спать спокойно. Врач предлагает мне прогуляться завтра с другой стороны здания, чтобы не видеть все это. У нас есть поляна с красивыми деревьями, и нам разрешается оставаться на улице до получаса каждый день. Я гуляю там с Напираи и громко пою. Ей это нравится, и время от времени она тоже издает звуки.
Однако вскоре любопытство возвращает меня к подброшенным детям. Теперь, когда я подготовлена к встрече с ними, зрелище меньше меня пугает. Некоторые чувствуют, что кто-то смотрит на них. Когда я возвращаюсь к себе, дверь в четырехместную палату открыта. Чернокожая медсестра, перевязывающая детей, машет мне рукой, смеется, и я нерешительно подхожу и останавливаюсь в дверях. Она демонстрирует разные реакции детей, когда разговаривает или смеется с ними. Я поражена тем, как живо и радостно эти дети порой могут реагировать на окружающий мир. Меня это трогает и мне стыдно, что я сомневалась в праве этих маленьких существ на жизнь. Они чувствуют боль и радость, голод и жажду.
С этого дня я навещаю этих несчастных малышей и пою свои три песенки, которые помню еще со школы. И поражаюсь, сколько радости дети испытывают уже через несколько дней, когда видят или слышат меня. Даже ребенок с гидроцефалией перестает хныкать, когда я пою. Мне иногда кажется, что я нашла дело, которому могу посвятить жизнь.
Однажды солнечным днем я прогуливаюсь во дворе. Напираи лежит в коляске и счастливо смеется, когда колеса поскрипывают или ощущаются легкие толчки. Сестры полюбили ее и приходят покачать смуглого малыша. Напираи терпеливо все переносит и даже как будто довольна. Внезапно появляется мой муж с братом Джеймсом. Лкетинга сначала бросается к Напираи и вытаскивает ее из коляски и уж только потом здоровается со мной. Я очень рада неожиданному визиту. Однако Напираи, кажется, не очень-то по душе узорчатое лицо отца и его длинные рыжие волосы, потому что вскоре она начинает плакать. Джеймс подходит к ней и принимается ласково успокаивать. Он тоже без ума от нашего ребенка. Лкетинга пытается петь, но это не помогает, девочка хочет ко мне. Когда Джеймс забирает у Лкетинги малышку, она тут же успокаивается. Я радостно обнимаю мужа и пытаюсь объяснить ему, что Напираи нужно к нему привыкнуть, так как мы здесь уже больше пяти недель. Он хочет знать, когда мы вернемся домой. Обещаю вечером спросить у медсестры.
Во время дневного обхода я разговариваю с врачом, и он уверяет, что я смогу выписаться через неделю, но первое время я должна соблюдать диету и воздерживаться от работы. Через три-четыре месяца я могу постепенно снова попробовать есть немного жирной пищи. Я хочу убедиться, что не ослышалась. Еще полгода на рисе и картошке?! Мое страстное желание – поесть мяса и выпить молока. Вечером снова появляются Лкетинга и Джеймс. Они приносят нежирное отварное мясо. Я не могу удержаться и очень медленно и тщательно пережевываю несколько кусочков, с тяжелым сердцем отказываясь
