пришедших на смену прежнему поколению. Меншиков, Шафиров, Головкин, Ягужинский, Брюс и другие последовательно продвигали курс, некогда намеченный Ординым-Нащокиным. Петровскому поколению спустя полвека удалось достичь программных целей, какие ставил перед государственной властью России их великий предшественник.
Глава десятая
РУССКИЙ РИШЕЛЬЕ
К середине XIX века, когда в мыслящей элите России вырос спрос на историческое знание, в научных кругах стали выстраиваться целостные представления о пройденном российской государственностью пути. В их основе лежали поиски выхода из того военно-политического и духовного кризиса, в котором оказалась российская государственность в ходе Крымской войны 1854–1855 годов. Тем самым была проложена дорога реформам Александра II. Тогда в политическом лексиконе впервые появились термины «перестройка», «гласность», «русская идея», несущие глубокие преобразовательные представления и смыслы. Новое мышление находило воплощение в подходах к решению крестьянского вопроса, в изменениях в системе государственного управления, в формировании новых взглядов на общественные отношения.
Особое звучание в дискуссиях приобрело осмысление того факта, что Россия оказалась на пороге тысячелетия своей истории. Не слишком достоверная, взятая из древних летописей дата — 862 год, начало княжения на Руси варяжского предводителя Рюрика, — с некоторых пор была положена в основание, в исторический фундамент начала российской государственности. В атмосфере духовного подъема вызрела идея воздвигнуть монумент, воплотив в образах выдающихся россиян этапы предшествующей истории России. На этом фоне стали проступать сведения об именах, образах, судьбах ее подлинных первостроителей. Постепенно прояснялось и то ценное, что составляло наследие Ордина-Нащокина. Знание о нем, помимо биографических сведений, позволяло воссоздать многое из того, что составляло особенности его времени, условия его служения. Выстраивалась возможность оценить, в каком виде идеи и предложения выдающегося дипломата оказались востребованы, в какой мере их непреходящая ценность отображалась в деятельности его последователей, воплощалась в политике русских государей.
Именно в то время в научных кругах наряду с поверхностными взглядами на Ордина-Нащокина стали появляться работы, в которых ближний боярин представал во всей полноте присущих ему качеств государственного деятеля, политика, дипломата. Особое значение при этом приобретало обращение их авторов не только к отечественным, но и к зарубежным источникам, к сведениям, которые сохранились в архивах, но до поры не привлекали к себе должного внимания. Их подход сосредоточивался на том, чтобы рассматривать ход истории Руси на фоне тех процессов, какие происходили в сопредельных странах. Это позволяло иначе, более объективно представить себе роль подлинных творцов истории государств и народов, тем самым создавая целостное представление о том, какими были и к чему стремились личности, оказавшиеся у кормила государственной власти.
Теперь трудно установить, когда и при каких обстоятельствах впервые появились сопоставления Ордина-Нащокина и Ришелье, выявляя сходство в судьбах, в политическом поведении двух государственных деятелей. Говорили, будто повелось это от шведских дипломатов, имевших дело с Нащокиным в 1640—1650-е годы. Тогда происходили прерываемые военными действиями трудные переговоры по территориальным вопросам. Своим упорством и силой убеждения Нащокину удалось приблизить решение проблемы доступа Московии к Балтийскому морю. Заключенное на три года в Валиесари русско-шведское перемирие (1659) с удержанием всего завоеванного сторонами в ходе войны — безусловная его заслуга. Московская Русь, убеждал он шведских переговорщиков, ведет войну с одной только целью — восстановления исторической справедливости. Династический кризис временно пошатнул русский престол, и страны-соседи воспользовались этим, оттеснив Русское государство от берегов Балтики, от прямых торговых связей с Европой. Это обстоятельство будет неизменно ставить перед русскими вопрос о возвращении на исходные рубежи. Не лучше ли решить этот вопрос путем мирных переговоров в пору, когда для этого сложились условия, или шведам и дальше пребывать в ожидании очередной войны, которая неизбежно начнется, как только Русь соберется с силами?
В ту пору ресурсы московитов и шведов находились на пределе, лишая смысла дальнейшее продолжение войны. Доводы Ордина-Нащокина на том этапе в конце концов возобладали. В ходе изматывающих переговоров шведы впервые столкнулись среди русских с личностью, способной говорить с ними на равных, а в чем-то и превосходить их. Нащокин поражал их убежденностью, упорством, неожиданными поворотами мысли, ставившими шведских дипломатов в тупик. Потом, в начале 1660-х годов, военно-политическая обстановка склонилась не в пользу Московии. Когда возникла потребность в новых русско-шведских переговорах, шведы категорически настояли на исключении Ордина-Нащокина из состава переговорщиков. Главной их целью была денонсация договора, подписанного ими в Валиесари. Этого им в конце концов удалось добиться, пока новая война не заставила их пойти на куда большие территориальные уступки, чем те, которые предлагал Нащокин.
Может быть, тогда кто-то из членов шведского посольства и сравнил его с кардиналом Ришелье. В Московии о том, кем был этот выдающийся деятель, какова была его роль в истории Франции и всей Европы, ведали лишь находящиеся там иностранцы. О достоинствах русских они же судили по известному им чиновному кругу из ближайшего окружения царя. Ордин-Нащокин выбивался из общего ряда государевых людей того времени. Он обращал на себя внимание своей неординарностью, отличался цепким умом, способностью к ведению диалога, знанием иностранных языков. Но достаточно ли только этих сведений, чтобы утвердиться в правильности и допустимости подобного взгляда наличность Нащокина? Существовала ли иная, более глубокая основа видеть в нем русского Ришелье, и что на деле могло послужить поводом для сопоставления таких разных, разделенных временем и обстоятельствами государственных деятелей? Правомерно ли соразмерять достоинства фактического правителя Франции, оставившего столь яркий след в европейской истории, и неименитого подданного русского царя?
Объективное знание, допускающее или опровергающее такую возможность, требует обратиться к подлинным историческим фактам и событиям. Трудность при этом состоит в том, что объем сведений о каждой из личностей неравноценен. Информация о Ришелье многократно превосходит объемом то, что известно нам об Ордине-Нащокине. Судьба кардинала, как никакая другая, с течением времен обрастала легендами и мифами. Его образ воссоздан в исторических хрониках, в художественной литературе, в театре и кино. Их кажущаяся достоверность не во всем совпадает с правдой истории, но возносит имя Ришелье на пьедестал. Другое дело Ордин-Нащокин. Сведения о нем крайне скудны, а источники — разрозненны. Становление его личности, этапы государственного служения отражены скупо и едва просматриваются. И все же, несмотря на перечисленные трудности, есть смысл выявить, имеется ли объективная основа для указанного сопоставления. Если служение Ришелье и Ордина-Нащокина имело схожие черты и признаки, важно понять, — в силу каких причин одному удалось взлететь так высоко, а другому пришлось остановиться на полпути? Было ли появление и Ришелье, и Ордина-Нащокина на исторической сцене предопределено закономерным ходом истории или это всего лишь случайность?
Открытым остается и другой вопрос — в какой
