– Надо ехать, – заявил Серж.
– Что, в такую непогоду? Кто стреляется в бурю и полумрак? Подождем, пожалуй. Все равно без нас не начнут, – возразил Столыпин. – Лучше разопьем бутылочку кахетинского.
Так и порешили. А когда гроза стихла, сели в коляску и отправились к условному месту. Обнаружили там стоявших без шапок, совершенно мокрых, Глебова и Васильчикова. Трубецкой спросил:
– Где же дуэлянты?
Глебов, заикаясь, ответил:
– Наш… Мартынов… ускакал… вне себя…
– А Мишель?
– Там лежит… убитый…
– Как – убитый? Отчего убитый?
Выяснилось вот что: несмотря на дождь и отсутствие вторых секундантов, все-таки решили стреляться. Глебов стал на сторону Лермонтова, а Васильчиков – Мартынова. Двадцать шагов отмерили и велели сходиться. Начали считать: раз… два… три!.. Но никто не выстрелил. По законам поединков после счета «три» полагалось прекратить поединок и велеть либо примириться, либо все начать сызнова. Но эта дуэль с самого начала шла не по правилам и Васильчиков зло спросил: «Господа, вы стреляться будете или нет?» Лермонтов ответил: «Я не стану стрелять в этого дурака». Тут Мартынов неожиданно нажал на курок. Михаил дернулся, выстрелил в воздух и упал в мокрую траву.
– Ах ты, дьявол! – выругался Монго и приблизился к телу двоюродного племянника.
Тот действительно оказался мертв. Красное пятно расплылось на мокрой нижней рубашке.
Трубецкой заплакал.
Монго сел в траву и закрыл лицо руками. Только повторял: – Что же мы наделали?.. Что же мы наделали?..
После рассказали, что Мартынов два дня и две ночи не сомкнул глаз, беспрестанно ходил по комнате из угла в угол, и бормотал: – Я же не хотел… я стрелял ему по ногам… и попал случайно…
8
Во дворце первому доложили о случившемся великому князю Михаилу Павловичу. Он вначале был потрясен, а потом ругался на чем свет стоит. Говорил: «Мальчишка! Так бездарно загубить свой талант!» И пошел к императору. Николай Павлович принял его не сразу, а потом взглянул отсутствующими глазами – русская армия терпела поражение за поражением на Кавказе от Шамиля, и монарха это очень беспокоило. Даже переспросил:
– Кто убит? Лермонтов? – Сдвинул брови, думая о чем-то своем, наконец сказал: – Ну, туда ему и дорога. Невелика потеря.
9
Елизавета Алексеевна, убитая горем, слегла: у нее отказали ноги.
А затем, немного придя в себя, стала хлопотать, чтобы власти разрешили перевезти тело внука в Россию и похоронить в Тарханах. Разрешение было получено. Печальную операцию совершили дядька Андрей Иванович с кучером.
В салоне Карамзиных скорбели все. Сокрушались Краевский, Белинский, Гоголь. Заказала заупокойную службу вернувшаяся в Петербург княгиня Щербатова.
Мусина-Пушкина получила весть о смерти Лермонтова в Гельсингфорсе, возвращаясь домой из Швеции. Вскрикнула и упала без чувств. Целую неделю не вставала с постели, бредила и металась в лихорадке. Поднялась бледная, худая, превратившись в собственную тень. Написала письмо сестре в Стокгольм: «Л. убит. Я в отчаянии. Береги Машеньку».
10
Он вначале не понял, что убит.
Не почувствовал боли.
Думал – это вспышка молнии, а не выстрел.
И, упав в траву, тоже сразу не понял. Лишь когда потрясенный Глебов склонился над ним, прошептал другу удивленно: – Кажется, этот болван меня застрелил.
И словно провалился во мрак.
Неожиданно он увидел своего Парадера. Впрочем, не совсем Парадера – конь был огненный, крылатый, с развевающейся огненной гривой. Лермонтов вскочил на него без седла, и они помчались стремглав, рассекая темноту мироздания. Языки пламени от гривы и крыльев коня били Михаилу в лицо и в грудь, но не обжигали.
Было легко и свободно.
Все земное казалось мелким и пустым.
Он скакал в Вечность.
Бабушка смогла пережить внука на четыре года. А Андрей Иванович ничего, выдюжил, дотянул до глубокой старости, получив вольную, остался в Тарханах, в доме родичей. Когда его спрашивали о Лермонтове, начинал волноваться, вставал и дрожащими руками доставал из закута оставшиеся реликвии – небольшую шкатулку орехового дерева с бронзовой отделкой, эполеты корнета с одной звездочкой и сафьяновые чувяки с серебряными позументами, купленные барином в Тифлисе.
Алексей Столыпин (Монго) вскоре после дуэли вышел в отставку и уехал за границу. Перевел на французский язык и напечатал в Париже «Героя нашего времени». Возвратился в Россию и участвовал в Крымской войне, где встречался со Львом Толстым. За отвагу был награжден и повышен в звании – получил майора. Умер от чахотки в 1858 году во Флоренции на руках своей неофициальной супруги.
Серж Трубецкой также служил недолго, возвратился в Петербург и, влюбившись в одну из светских красавиц, вместе с ней убежал на Кавказ, но, поскольку она была замужней дамой, их поймали и возвратили. Серж осел у себя в имении, а его пассия, разведясь с мужем, поселилась у Трубецкого под видом экономки, так как он по-прежнему считался женатым. Умер в 1859 году.
Глебов погиб при осаде аула Салты в 1847-м.
Князь Васильчиков прожил достаточно долго – 63 года. Тоже участвовал в Крымской кампании, а затем, в отставке, служил на гражданском поприще. Был женат и имел четверых детей.
До 60 лет дожил и Мартынов. Состоявшимся после дуэли военным судом он был приговорен к лишению состояния и чинов, а Святейшим синодом – к покаянию в течение 15 лет. Но император Николай I заменил наказание на три месяца гауптвахты, а Синод сократил покаяние до трех лет. Выйдя в отставку, проживал у себя в имении и, женившись, растил детей. Написал мемуары, где оправдывался тем, что выстрел в Лермонтова был досадной случайностью. Славы Герострата ему не хотелось. Но куда денешься? Он вошел в историю как убийца великого поэта. Впрочем, по свидетельству современников, все держали его за вполне приличного и незлого человека.
У великого князя Михаила Павловича чуть ли не одна за другой умерли две дочери. Вскоре и его разбила болезнь, он скончался, только успев справить 50-летие.
Лев Сергеевич Пушкин после военной службы жил с женой в Одессе и служил на таможне. Имел четверых детей.
Нина Грибоедова-Чавчавадзе хранила верность погибшему супругу до конца своих дней, отвергая предложения многих женихов (например, влюбленного в нее в течение 30 лет поэта и генерала Григория Орбелиани), и умерла в 1857 году, заболев холерой во время разразившейся эпидемии в Тифлисе.
Ее отец, Александр Чавчавадзе, тяжело переживал смерть Лермонтова и на собственные деньги установил ему в Караагаче памятник. Каждый год, в день рождения Михаила Юрьевича, здесь замечали Екатерину Григорьевну Нечволодову-Федотову: вместе с дочерьми она возлагала к бюсту поэта свежие цветы, а затем, посидев на лавочке, возвращалась к себе в Царские Колодцы. Прекрасная горянка дожила до 72 лет.
